Икарова железа (сборник)

– Китайцы, китайцы… – бормотала она. – Всю улицу захватили китайцы. Когда я переехала, тридцать три года назад, их здесь еще не было. Но они же как тараканы, вы понимаете, стоит одному приползти на запах еды – и вот уже их целая стая, и все на ходу размножаются…

Я шел и молчал. Возможно, это проверка. Все эти неполиткорректные выпады. Не следует соглашаться.

Она привела меня в крошечную китайскую забегаловку, настолько дешевую, что там не принимали Сити-карты – так что я не смог расплатиться за кофе. Я попросил ее за меня заплатить. Сказал, сниму деньги с карточки в банкомате, как только мы выйдем, и верну ей. И за свой кофе, и за ее. Она кинула на меня колючий, обиженный взгляд, а потом долго рылась в свой клеенчатой сумке, выковыривая монеты.

– Писатели часто бедствуют, – сказала она, расплачиваясь. – Я вас угощаю. Наверное, вы голодны? Ваши друзья вас не пригласили. Я знаю такой тип людей…

– У меня есть деньги на карточке, – повторил я. – И я совершенно не хочу есть.

– Ну конечно. На карточке, – она шумно отхлебнула из чашки, отставив в сторону костлявый бледный мизинец.

Кофе был отвратительный, растворимый. Чашки нечистые, с коричневыми разводами и следами губной помады.

– Ну, рассказывайте, – сказала она деловито.

– Что рассказывать?

– Рассказывайте про жизнь за пределами Сити. Я эмигрировала тридцать три года назад. За это время у вас там, должно быть, стало совсем плохо.

– Ну, я бы не сказал. Наоборот, во многих отношениях стало лучше, многое изменилось в…

– Я вас не спрашивала про «лучше», – сказала тетушка жестко. – Мне про это неинтересно. Я хочу услышать про несчастных людей. У вас там.

– Вы считаете, я должен говорить только то, что вы хотите услышать? – осторожно спросил я.

– Я за вас заплатила. Так что да.

Может, все-таки не Проверка, – подумал я. – Просто вздорная, ущербная баба. Несчастная. Бедная. Плохо одетая. Возможно, больная.

– Везде, в сущности, есть несчастные люди, – я включил режим умудренного опытом писателя. – И у нас там, и вас тут…

– Тут, в Сити? – она захихикала, оскалив желтые крысиные зубы. – В Сити нет несчастных людей. Здесь все обязаны быть счастливы и все счастливы. Поэтому все хотят попасть в Сити. Не всем это удается. Но мне удалось, тридцать три года назад. Работы у меня нет, но мне платят пособие по безработице. И я счастлива. Я люблю этот город. А вы здесь разве не счастливы? Расскажите, как вам все нравится в Сити и как не хочется уезжать обратно домой.

– В Сити интересно, – промямлил я и тут же на себя разозлился. И на нее тоже. Ничего себе методы. Какое-то вымогательство – хлебни вонючего кофе и тут же, по команде, залейся соловьем и воспой Сити! Это не входит в мои обязанности. В мои обязанности входит Произведение, посвященное Сити.

– Мне не все нравится в Сити, – сказал я.

Она прищурилась:

– Что именно не нравится?

– Вы собираетесь на меня настучать?

Ее землисто-серые щеки покрылись багровыми пятнами. Я мысленно поздравил себя с провалом.

– Глагола «настукивать» в нашем языке не существует, – сказала она на языке Сити с чудовищным славянским акцентом. – Отвечайте на мой вопрос. Что именно вам не нравится.

– Например, мне не нравятся ваши методы.

– Какие методы?

– Все эти Проверки. Вопросы. Постоянное напряжение, в котором вы держите человека. Подлавливаете на каждом углу. Нечестные методы.

– Не понимаю, о чем вы, – изо рта ее вылетела коричневая от кофе слюна и повисла на подбородке. – В Сити все честно. В Сити уважают людей.

– Это из уважения мне задавали в анкете такие вопросы?! – взбесился я.

– Какие такие?

– «Собираетесь ли вы заниматься проституцией и просить подаяние в Сити?» Я известный писатель, а меня спрашивают, занимаюсь ли я проституцией! По-моему, это неуважение.

– А по-моему, это вы не уважаете других людей. Почему вы ставите себя выше других? По-вашему, простую кассиршу можно об этом спросить, а вас почему-то нельзя?

– Кассирше тоже… – я несколько растерялся. – Кассиршу тоже не следует унижать такими вопросами.

– Почему унижать? Вы, значит, не уважаете нищего человека, который вынужден просить милостыню? Или падшую женщину, которая торгует собой? Им, по-вашему, не следует давать Сити-визу?

Я вдруг почувствовал, что от этого разговора меня укачивает. От ее приставучести, ее тупого напора, ее сбоев в логике. Как будто мы прямо в этом душном шалмане едем по колдобинам и ухабам, то разгоняясь, то тормозя, то резко сворачивая.

– Моему другу не дали Сити-визу, – сказал я, совершенно невпопад. – Он тоже писатель.

– Значит, не заслужил. И вам зря дали. Вы приезжаете сюда, на всем готовеньком хаете наш Великий Город, который оплачивает вашу поездку, и не уважаете людей. Вы мне не нравитесь. Вы не заслуживаете Сити.

– Это ваш будущий отзыв обо мне?

Она молча встала и пошла к выходу своей походкой сломанной куклы.

– Подождите, я должен отдать вам деньги!

Она обернулась. Высунула длинный, с серым налетом, язык, облизнулась.

– Я вас угостила.

Я вскочил и бросился в туалет. Меня стошнило кофе и желчью.