Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

Из-за одной бутылки воды погибли 60 девушек. На следующий день в «Канаду» пришли 60 новых работниц. Среди них, скорее всего, была совсем юная девочка по имени Юлия Бирнбаум – ее родителей с другими детьми на ее глазах только что увели на газ. Их привезли 24 мая 1944 года, и она получила татуировку с номером «А-5796». Отец посмотрел на нее и произнес: «Поляки не врали. Все так и есть». Мать сказала, что они всегда будут вместе, но тут обходительный, утонченный мужчина, чей указательный палец поглаживал одну из медных пуговиц на форме, обратился к Юлии:

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать, – зачем-то солгала она.

Доктор Менгеле жестом приказал ее выйти из очереди. И Юлия в первый же день, прямо с «обработки», отправилась на сортировку. 14-летняя девочка теперь трудилась в «Канаде» вместе с Линдой, Геленой и другими старожилками.

Глава тридцать четвертая

Некоторые завершают свой жизненный путь задолго до смерти, и оставшийся им срок – лишь видимость жизни. Ты сделала последний шаг два дня назад… и теперь ты обрела свою вечную гармонию.

Манци Швалбова (прощаясь с Альмой Розе, дирижером аушвицкого женского оркестра, которая умерла 5 апреля 1944 года)

Гелене Цитрон во сне явился отец. «Твоя сестра Ружинка – сказал он ей, – пряталась, скрывая, что она еврейка, и ее поймали». На следующий день в обеденный перерыв Ирена – да и другие гуменнские девушки – из окна сортировочного барака увидели сестру Гелены. Они было засомневались, поскольку та шла среди людей из венгерского транспорта, но их внимание, скорее всего, сначала привлекла белокурая Авива, а потом уже они заметили и ее мать, Ружинку, с новорожденным младенцем на руках.

– Гелена! Глянь! – закричали подруги. – Там Ружинка!

Сон оказался вещим.

Сраженная горем и болью, Гелена спряталась за грудами одежды. Она не хотела видеть свою сестру, обреченную на смерть. Какой в этом смысл? В ее душе разгорелся спор между разумом и сердцем. Как ей пережить еще и это? «Я прекрасно знала обо всех уничтоженных людях: моя семья, три брата, родители, старшая сестра с тремя чудесными малышами, но Ружинка – моя последняя сестра».

Тут что-то щелкнуло внутри, и она устыдилась своего малодушия. От чего она пытается спрятаться? Ее удивила собственная реакция. Она бросилась к окну. Увидела белокурую головку Авивы. Старшая сестра Гелены Ружинка вела Авиву за руку и несла младенца. Гелена, оказывается, снова стала тетей, а она и не знала. Каждая клеточка ее тела наполнилась эмоциями. Она же не животное. Она человек! И все, что в ней было человеческого, заставило ее кинуться к выходу и заколотить в двери барака.

– Что надо? – рявкнул открывший дверь эсэсовец. Для него она была просто заключенная № 1971.

Стоя перед ним в своей робе, она взмолилась:

– Прошу, не стреляйте в меня. Там моя сестра, я не видела ее все эти годы. Я хочу умереть вместе со своей сестрой.

Эсэсовец опешил, но не все ли ему равно? Он винтовкой махнул ей на выход. Гелена бросилась к раздевалкам. Прямо у входа стояли доктор Кремер и доктор Менгеле. Ружинка с Авивой уже исчезли внутри, когда один из эсэсовцев крикнул:

– А ты что здесь делаешь?

По номеру Гелены было видно, что она не из этого транспорта, и ни разу не случалось, чтобы хоть один узник доходил до дверей газовой камеры и оставался после этого в живых.

Гелена остановилась в шести шагах от него – таково правило. Никогда не подходи к эсэсовцу ближе, иначе тебя пристрелят. Гелена прекрасно знала все порядки. И умереть она не боялась.

– Я здесь уже не один год, – обратилась она к Менгеле с Кремером. – Мне довелось пройти через многое, но там моя сестра… – Она задыхалась. – Мы сгорим вместе. Позвольте мне умереть с ними.

Откуда возьмется у нее желание жить, если в мире не останется ни одного родного человека?

– Ты в хорошем состоянии? – спросил Менгеле.

– Нет, – ответила Гелена. Она понятия не имела, о чем он спрашивает.

– Ну тогда вы нам обе ни к чему – ни ты, ни она. – Они с Кремером расхохотались над шуткой, а потом достали свои пистолеты и направили на нее.

Вдруг откуда ни возьмись рядом возник Франц Вунш.

– Это моя заключенная! – заорал он на старших по званию. Потом схватил ее за плечо. – Она уже давно работает на меня, и она нам нужна. С такими номерами здесь осталось не так уж много, она ценный работник[76].

Он бросил ее на землю и принялся отчитывать.

– Что ты здесь забыла, грязная жидовка? Вам сюда запрещено! А ну марш на работу!

Демонстративно осыпая Гелену тумаками, он отволок ее в сторону от несостоявшихся палачей и, не отрываясь от «избиения», вполголоса спросил:

– Быстро говори, как зовут сестру, а то я не успею.

– Ты не сможешь. Она с двумя детьми.

– Дети – это другая история. Дети здесь жить не могут.