Теперь, когда все были зарегистрированы и одеты для «работы», каждой выдали по красной миске и суповой ложке и потом выпустили назад на холод, приказав построиться и ждать. Шеренги по пять. Снова шеренги по пять. Вырванные из беспорядочной рутины домашней жизни девушки быстро превращались в вымуштрованных роботов.
Выйдя из последнего барака, первые в шеренге девушки увидели своих подруг, которые еще только ждали начала «обработки» – в своих лучших одеждах, в практичной обуви, в пальто, перчатках и шляпках, – и закричали им, пытаясь предупредить:
– Выбрасывайте украшения!
Те, еще не бритые, не могли понять, что это за лысые оборванки, стоящие в снегу в чужих солдатских формах и открытых сандалиях, и что это они им кричат. Их не узнавали. Пока наконец до ожидающих обработки не дошло: вскоре они сами превратятся в лысых оборванок.
Рена Корнрайх сорвала с руки часы и затоптала их в грязь, сказав себе, что не позволит нацистам завладеть тем, что по праву принадлежит ей.
Большинство девушек из Гуменне шли ближе к концу очереди: Сара Блайх (1-9-6-6) была всего в трех номерах от Леи (1-9-6-9) и Эдиты (1-9-7-0). Гелена Цитрон значилась под номером 1-9-7-1. Когда на лагерштрассе вышли последние 30 узниц, уже опустились сумерки. Но девушкам все равно предстояло ждать, пока их пересчитают. Это был единственный раз, когда они стояли по порядку номеров. И последний раз, когда в живых еще были все.
Уже настала ночь, когда их повели в блок 10, в дальний конец женского лагеря. Они толкались, распихивали друг друга локтями, лишь бы поскорее уйти с холода и оказаться в относительном тепле барака. Им отчаянно хотелось внутрь, и обычные правила поведения уже начали забываться. Вежливость – это что-то из прошлого, ну или для друзей и родных. «У меня локти что надо», – вновь и вновь повторяет Линда Райх (№ 1173) в своем интервью.
Оказавшись внутри блока, без охранников и собак, девушки принялись искать подружек, выкрикивая имена:
– Адела! Магда! Лея! Эдита! Гиззи!
Бритые головы. Мужская форма. Все выглядели непохожими на себя.
«Мы не узнавали друг друга, – рассказывает Гелена Цитрон. – И тут, вместо того чтобы удариться в слезы, мы вдруг рассмеялись. Мы истерически хохотали, поскольку ничего больше сделать не могли. Мы хохотали, поскольку слезы уже кончились».
Спустя несколько часов, уже после унизительной обработки, Эдита прокралась в блок 5, чтобы забрать прокладки, которые спрятала на кирпичах большой печи, стоявшей там посреди помещения. Но кто-то их уже нашел. «Да мне они и не понадобились бы. Следующие месячные у меня начались уже после войны».
Так было у многих девушек. Для месячных в теле женщины должно быть определенное количество жировой ткани, и если ты получаешь с пищей меньше 1000 калорий в день, то жира не остается, чтобы женский организм функционировал нормально. Добавьте сюда немаленькую дозу успокоительных, которыми сдабривали утренний чай, чтобы девушки были податливыми и заторможенными. «Ты чувствуешь себя, как зомби. Они давали нам бром, чтобы отключить мозги. Думать нам не полагалось», – говорит Эди (№ 1949). Бром к тому же, угнетал половой инстинкт и подавлял менструальный цикл.
У некоторых из тех, кому уже было за 20, месячные еще какое-то время продолжались, но, чтобы получить салфетку, требовалось показать врачу, что у тебя идет кровь. Рена Корнрайх решила не подвергать себя этому унижению и пользовалась газетными обрывками, которые находила в лагере. С точки зрения гигиены сомнительно, но зато эти обрывки позволяли ей хранить свой секрет. Лишенные этого ритуала, символизировавшего для них женскую зрелость, некоторые девушки помоложе стали сомневаться в собственной принадлежности. Если они больше не женщины, то кто? Они хотя бы к людям-то относятся? «В гигиеническом смысле жить без месячных было легче, – признается Эдита. – В Аушвице никакой гигиены не существовало, а если ты не можешь следить за собой, мыться каждый день, то тебе только месячных не хватало. Но без них мы не чувствовали себя женщинами». Женская самоидентификация – это, понятное дело, последнее, чего хотели бы от них нацисты. Возможно, именно поэтому их и вырядили в форму мертвых русских военнопленных.