Уничтожение вшей и бритье занимали каждое четвертое воскресенье. Некоторым узницам теперь приходилось стоять нагишом перед своими отцами или братьями. У вынужденных работать в спешке мужчин не получалось брить девушек, не оставляя на их плоти порезов неудобными электрическими ножницами – особенно когда они доходили до интимных частей, с которыми старались закончить еще быстрее. После бритья обязательно следовала дезинфекционная «ванна» в баке, куда обнаженные юные женщины, отстояв долгую очередь, погружались на пару минут – единственная за целый месяц возможность получить доступ к воде. Но дезинфицирующая жидкость не мыла их тела. Она лишь обжигала.
Глава семнадцатая
Тем временем среди евреев и неевреев Словакии росла тревога по поводу депортаций. 26 апреля 1942 года крупная группа словаков собралась у стен жилинского транзитного лагеря, где держали евреев и евреек в ожидании следующего транспорта. Они «ругались на чем свет стоит, недовольные, что евреев собрали тут в кучу и собираются депортировать. Дело едва не дошло до настоящей демонстрации. Сторожившие евреев гардисты не знали, что делать с этой толпой». Это был один из немногих актов публичного сопротивления, когда неевреи вступились за евреев. Другие акции не отличались массовостью, носили более частный характер и оставались без особого внимания гардистов и полиции.
Отец Ивана Раухвергера устроил сына работать на кожевенную фабрику – ею владел его школьный приятель, но позднее аризировал один благосклонный к евреям лютеранин. Работая на важном для военной экономики производстве, Иван мог не опасаться депортации. Но «наше человеческое достоинство систематически подвергалось унижениям со стороны как государства, так и католической церкви». За официальное освобождение пришлось заплатить частицей души. В 16 лет Ивану уже пришлось видеть, как его девушку отправляли в эшелоне на «работы». А теперь он наблюдал, как в вагонах для скота увозят из города друзей детства. «Мы, оставшиеся, продолжали жить, чувствуя себя опустошенными, радость жизни исчезла».
Его подруга Сюзи Хедь напустилась на гардистов, которые насильно запихивали ее в вагон. «Я ничего плохого не сделала! – кричала она. – Я еще и не жила, а вы собираетесь меня убить?»
Иван больше никогда ее не видел.
К 29 апреля 1942 года десять словацких транспортов незаконно вывезли 3749 юных евреев и 6051 еврейку в Аушвиц. Семьи пока не депортировали.
С польскими евреями все было совсем иначе.
Где-то в начале мая на утренней поверке Эдита и Лея, стоявшие в боковой шеренге, заметили, что посередине лагерштрассе установлен огромный холщовый тент. Мимо них прошел один из капо-мужчин. «Помню, на нем был нашит зеленый треугольник уголовника, и он спросил нас: „Знаете, что это за палатка? Там детская обувь. А знаете, где сами дети? Видите дым? Это дети“».
«Зачем он говорит дикости? – прошептала Эдита сестре. – В лагере не видели никаких детей». Им было странно слышать такие вещи. Здоровый мозг их не переваривал.
Сестры ему попросту не поверили.
Ставни на окнах в блоке 10 были заколочены гвоздями, чтобы девушки не смотрели во двор блока 11 и на расстрельную стенку. Но в ставнях на месте вывалившихся сучков образовались отверстия, которые давали возможность наблюдать за происходящим внизу. Однажды, когда девушек увели на работу, к капо Луизе Мауэр подошла староста блока 10 Эльза – мол, она хочет кое-что показать. По ту сторону ставней на окровавленной земле между блоками 10 и 11 эсэсовцы «безжалостно палили по женщинам и детям – и по еще живым, и по уже мертвым».
Это был не единственный подобный случай, свидетелями которого стали Луиза Мауэр и Берта Теге. Однажды, освободив, согласно приказу, лагерштрассе от узниц, они вернулись в кабинет Йоханны Лангефельд и выглянули из-за занавески в окно. «По лагерной дороге шли около трех сотен женщин, детей, мужчин, молодых, старых, здоровых, больных, некоторые – на костылях. Затем их погнали в подземное помещение, похожее на гигантскую картофелечистку с воздуховодами. Потом мы увидели, как двое эсэсовцев в противогазах опорожняют в воздуховоды канистры, в которых, как мы позже поняли, был тот самый «Циклон Б», отнявший миллионы жизней. Воздух наполнился жуткими воплями – дольше всех кричали дети, – сменившиеся стонами. Но и эти звуки минут через 15 стихли. Так мы поняли, что на наших глазах убили 300 человек». На самом деле число убитых было гораздо больше.
В период между 5 и 12 мая польские транспорты привезли в лагерь 6700 евреев – мужчин, женщин и детей. Их направляли прямиком в недавно запущенные газовые камеры, это были первые массовые казни в Аушвице. Поскольку крематории еще не работали, тела закапывали в огромных ямах.