Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

28 мая 1942 года Иван наблюдал, как его школьного друга, Буди Штейна, вместе с отцом вели через город, в руках они несли только самые необходимые вещи, которые им разрешили с собой взять. Отец Буди был архитектором из немецких евреев, он сбежал из Германии в 1934 году, когда нацисты стали приходить к власти и создавать Третий рейх. Штейны построили прекрасный дом в городе Спишска-Нова-Вес неподалеку от дома Ивановой семьи. А сейчас Буди с отцом шагают под дулами одетых в черное гардистов. Город вышел посмотреть, как по уличному гравию бредут люди с чемоданами, которые отправятся на «новое место». Как обещал президент Тисо.

«Я никогда не забуду взгляд Буди: „Как же так получилось – меня депортируют, а ты – на свободе? “ Этот взгляд до сих пор преследует меня», – с печалью в голосе рассказывает Иван Раухвергер, которому ныне 93 года. Буди было 17 лет, как и Ивану. Из Штейнов никто не выжил. Огромный транспорт с ними поехал из Словакии в Польшу, в Люблин. Следующая остановка после Люблина – Аушвиц.

Глава восемнадцатая

Чтобы снести такое бремя,

Сизифова упорства мало.
Да, силы духа мне хватало,
Но путь далек, и где взять время[48].Шарль Бодлер. Из «Цветов зла».

Стихи, процитированные Ирен Немировски[49]

в романе «Французская сюита»

4 июля – когда в Америке празднуют День независимости[50], – вновь прибывший эшелон окружили эсэсовцы, и прямо на разгрузочной платформе прошла первая селекция. Точное число словацких евреев в этом транспорте не сохранилось. Известно лишь, что из них только 108 женщин и 264 мужчины были зарегистрированы и отправлены на «работы». Выгруженных из транспорта людей разделяли по половому признаку и заставляли пройти мимо эсэсовского доктора и представителей лагерной администрации, которые отбирали молодых и физически крепких – пригодных для труда. «Пожилым людям, детям, матерям с детьми и беременным женщинам говорили, что их сейчас отвезут в лагерь». Отделенные таким образом от своих семей, они забирались в грузовики и махали рукой оставшимся. Их везли «в Биркенау, в бункер, где убивали в газовой камере». А остальных отправляли на «санобработку»: бритье, дезинфекция, номера-татуировки.

На селекциях, которые проводились на платформе, предпочтение неизменно отдавалось мужчинам. Причины очевидны. Эсэсовцам требовалась физическая сила, а, кроме того, женщины, в большинстве, и сами хотели остаться с детьми. Женщины не считались идеальными рабами. Но на выбор влиял и еще один фактор – переполненность женского лагеря.

У нас нет никаких официальных данных, и мы не можем сказать, ни сколько именно женщин прибыло в Аушвиц, ни сколько из них погибло, но нам известно, что на 12 мая 1942 года в лагере было зарегистрировано более 8000 женщин, евреек и неевреек, и еще порядка 5000 ожидались в скором времени. Но женский лагерь состоял всего из пяти бараков – на тысячу коек каждый. Для размещения вновь прибывших между двухэтажными кирпичными блоками поставили сборные «ниссеновские» бараки из гофрированного металла. Никаких дополнительных санузлов не предусматривалось, и гигиена, с которой и без того были трудности, теперь превратилась в острейшую проблему.

Девушки теперь боролись не только за лучшие места или добавку еды, но и против невидимого врага, который настигал быстрее эсэсовской плетки, – против тифа. Если не считать ежемесячных сеансов дезинфекции, у них не было никакой другой защиты от блох и вшей, главных разносчиков смертельной заразы. Тиф лавиной распространялся и в женском лагере, и в мужском, убивая без всякого разбора, поразив даже лагерного доктора – капитана СС Зигфрида Швелу – и по меньшей мере двух равенсбрюкских капо, Гертруду Франке и Хелене Отт. Согласно сохранившимся документам, в первые месяцы погибло около 77 процентов евреев-мужчин. Данных по женщинам у нас нет, но нам известно, что и в женском лагере тиф свирепствовал.

«Когда из Словакии пошли транспорты с евреями, [женский лагерь] заполнился по самую крышу всего за несколько дней, – писал комендант Гесс в своем дневнике. – Условия в женском лагере чудовищны, куда ужаснее, чем в мужском». Узницы «набиты битком под потолок. Все вокруг черное от блох».

«Женщины, – продолжает он, – деградировали быстрее мужчин. У женщин жизнь тяжелее в моральном и физическом отношении, поскольку бытовые условия у них несравнимо хуже. В блоках они утрамбованы плотнее, санитария и гигиена там – на заметно более низком уровне. Женский лагерь был переполнен с самого начала, это разрушало психику всей массы заключенных женщин, что всегда рано или поздно ведет к краху телесному».

«Катастрофическая перенаселенность, которая была там с самого начала, и ее последствия не давали навести в женском лагере должный порядок».