Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

«От истошного вопля едва не разверзлись небеса, – говорит Гелена. – Я увидела, как моих родителей с младшими детьми ведут в крематорий». Но она хотя бы знала, что «через час или два их страдания закончатся. Бывают ситуации, когда смерть – воистину избавление от таковых». Теперь у нее оставались только сестра Ружинка и племянница Авива, скрывавшиеся где-то в Словакии.

17 июля 1942 года рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер посетил свои «поля смерти», чтобы проинспектировать работу объектов и выслушать доклады о планах их расширения. К 42 годам его щеки раздобрели, как у бурундука, а подбородок начал терять жесткость и обвисать. Над аккуратными усами на носу сидело круглое пенсне; он больше походил не на массового убийцу, а на самовлюбленного отличника, привыкшего на уроках получать сплошные «пятерки», а после уроков – тумаки от хулиганов-одноклассников. Но сегодня хулиган – это он сам, шагающий чеканным шагом по завоеванным Германией странам и по концлагерям, которых насчитывалось уже немало. И самый крупный из них – Аушвиц-Биркенау.

Непосредственно перед его приездом Йоханна Лангефельд пообещала пятерым своим равенсбрюкским любимицам походатайствовать перед Гиммлером о смягчении им наказания. Тому была причина. Лангефельд собиралась просить Гиммлера и о том, чтобы ее перевели в Равенсбрюк. Она понимала, что без ее протекции их статус здесь рухнет, особенно если учесть, что у новой надзирательницы будут свои фаворитки. Этот шаг позднее спасет ей жизнь. В 1947 году на судебных слушаниях по Равенсбрюку Эмми Тома, Тилли Леман, Луиза Мауэр и Бертель Теге выступят в ее защиту.

В тот же день на двух транспортах из Голландии в лагерь привезли 1303 мужчин и мальчиков и 697 женщин и девочек. На совещании, где присутствовали еще четыре должностных лица, Гесс представил общую информацию о комплексе в его теперешнем виде, а потом передал слово генералу-майору СС Гансу Каммлеру, который на чертежах и макетах продемонстрировал проект по строительству новых зданий, установок для отходов, газовых камер. Потом Гиммлера повели на экскурсию по сельскохозяйственным угодьям, кухням и медпунктам, где якобы проходили лечение жертвы эпидемии тифа, а также показали ему железнодорожную платформу, где к тому моменту выгрузка голландских евреев уже завершилась, и они со своим вещами стояли в беспорядочных очередях.

Гиммлер и его свита проследили, как проходит селекция, после которой 1251 мужчина и 300 женщин были допущены в лагерь. Оставшиеся – 399 женщин и девочек и 50 мужчин и мальчиков – погибли в газовой камере бункера 2. Поскольку крематории еще не действовали, Гиммлера особенно интересовал процесс освобождения камеры от тел и перемещения тел к ямам для массового захоронения. День выдался очень насыщенный.

Вечером в честь Гиммлера устроили прием, чтобы дать возможность офицерам СС лично познакомиться со своим рейхсфюрером и поднять тост за его здоровье. Затем последовал торжественный ужин у бригаденфюрера СС, гауляйтера Брахта, в Катовице, в 36 километрах от Освенцима. Офицеры ужинали с женами. По традиции настало время позволить женам уединиться в женской компании, чтобы мужчины за сигарами и виски обсудили прошедший день и планы на завтра. Главным пунктом программы был женский лагерь.

На следующее утро под уплотнившимся от зноя небом девушки стояли на поверке, когда ворота женского лагеря распахнулись и через них прошагал Гиммлер собственной персоной. К тому времени женская часть была уже настолько забита людьми, что – как вспоминает Линда Райх – «приходилось перешагивать через сидящих на земле». Сотни новых узниц спали прямо там, вповалку. Свирепствовал тиф.

Лангефельд не относилась к числу женщин, которые станут тратить время на завивку щипцами. Ее волосы были заколоты в пучок и убраны под пилотку, но зато черные ботинки надраены и блестели, как оникс. Уже опустилась жара, но Лангефельд не вспотела. Это не ее вина, что комендант Гесс набил столькими женщинами ограниченное пространство, позволяющее разместить не более пяти тысяч человек. Пусть Гиммлер своими глазами увидит, с какими проблемами ей приходится иметь дело.

Еврейские девушки наблюдали, как капо, которых они обычно боялись, теперь сами выстраиваются в аккуратные шеренги по пять. Плечи назад, подбородки вверх, взгляд вперед – капо стояли по стойке смирно, понимая, что по положению они выше только евреек, а в глазах остальных они – в самом низу, уголовницы, от которых можно избавиться так же легко и быстро, как и от их подчиненных-евреек. Гиммлер пристально разглядывал равенсбрюкских капо, шагая вдоль рядов, а Лангефельд объясняла, кто к какой категории относится – проститутки, убийцы, коммунистки. Они остановились у переднего ряда, где стояли ее любимицы.

Поравнявшись с Бертель Теге, Луизой Мауэр и тремя другими фаворитками, Лангефельд выдержала паузу и обратилась к своему рейхсфюреру:

– Герр Гиммлер, у меня к вам просьба.