Их было трое (сборник)

ла гость откладывал недоброе сообщение, с которым

пришел к Коста. Заключалось оно в том, что админист-

рация Баталпашинского отдела Кубанской области рас-

тратила горские штрафные суммы и по таковой причине

К. Л. Хетагурову прекращалась выплата стипендии.

Официального уведомления канцелярия академии еще

не получила, оно было где-то в пути. А узнал Андукапар

обо всем из письма дяди, который жил в Лабе. Позже

Андукапар решил и вовсе молчать, чтобы не портить

прекрасной ночи мечты о будущем.

В просторном особняке инженера Владимира Льво-

вича Ранцова царило торжественное настроение: стар-

шая дочь, Глафира Владимировна, к рождеству долж-

на повенчаться с лейтенантом береговой службы Всево-

лодом Рихардовичем Клюгенау. Младшая — тоже на

выданье, но с ней родители не спешили: красавица Оль-

---

* Авдан (осет.) — колыбель.

27

га легко могла составить себе блестящую партию. Ее ру-

ки добивались многие именитые молодые люди, но все

получали отказ, после чего уж не появлялись в доме

Раицовых. Ходил слушок, что Ольга награждала их та-

кими странными эпитетами и прозвищами, что никто

из них не решался больше попадаться ей на глаза.

В пятницу, придя на обед к Ранцовым, Хетагуров с

удивлением увидел там юнкера Кубатиева в обществе

какого-то толстого низкорослого блондина с большими

бриллиантовыми запонками. Как сюда попал Тамур Ку-

батиев, Коста не мог понять. Поздоровались холодно.

Вмешательство мичмана прояснило все.

— Вы знакомы с Тамуром Дрисовичем? Он друг лей-

тенанта Клюгенау...

— С Тамуром? Еще бы — земляки, г— ответил Хета-

гуров.

—Как же так? — удивился мичман Ранцов. — Я

считал вас, юнкер, кабардинским князем...

Кубатиев покраснел, смутился.

— Гм... в некотором роде... — промямлил он. — Мы

.состоим в родстве с князьями Бековичами и Анзоровы-

ми из Большой Кабарды... Собственно, наш род тоже

княжеский, хотя правительством официально еще не

признаны привилегии дигорских баделят.

— А-а! Вы опять про своих баделят толкуете? Любо-

пытно!—произнесла показавшаяся в дверях гостиной

Ольга.

— Здравствуйте, Константин Леванович! Здравст-

вуйте, господа!

Ольга присела к круглому столику, положила подбо-

родок на маленький кулачок и, глядя озорными глазами

в глаза юнкера, сказала:

— Что же вы замолчали, продолжайте... Насчет по-

родистых баделят, да? Не обижайтесь только, я шучу,

конечно...

Тамур покраснел еще больше, Хетагуров кусал губы,

чтобы удержаться от смеха. Блондин с заплывшими глаз-

.ками и бриллиантовыми запонками с безразличным ви-

. дом рассматривал акварель Владимира «Эсминец «Стре-

мительный» на рейде». Мичман полудремал в кресле —

он с детства привык к проказам сестры и не удивлял-

ся им.

Вся в облачках кружев в гостиную вплыла хозяйка

^28

дома, Клементина Эрнестовна. Прищурившись, посмотре-

ла на Хетагурова.

— Рада вас видеть, мон шер. Володя рассказывал о

вас много приятного.

Хетагуров поклонился.

Обед проходил шумно, за столом было около двадца-

ти человек. Немного опоздал хозяин дома Владимир

Львович Ранцов. Розовый, круглый, довольный, он уса-

живался за стол и громко рассказывал гостям о посулах

правительства.

— Это прогресс, господа! Недалек день, когда придут

новые послабления и дышать станет легче.

— Как это, папа, на Украине говорят: «Пока солнце

взойдет, роса очи выест»? — не без ехидства спросил

Владимир.

— На каждую пословицу, мой мальчик, есть контр-

пословица: «Терпение и труд все перетрут». Могу утвер-

дительно сказать, господа, что мы с вами будем свиде-

телями гуманнейших правительственных реформ. Впро-

чем, давайте лучше поговорим об искусстве, о поэзии...

После обеда сидели в диванной комнате. Лейтенант

Клюгенау и юнкер Кубатиев молча и сосредоточенно

курили крепчайшие сигары. На некоторое время беседой

завладел литературный критик Арсеньев. Он, видимо,

продолжал давно начатый разговор.

— Что такое поэзия Майкова, господа? Античное ис-

кусство, сони греческих богов, красота природы. К бур-

ному, страстному, героическому он менее восприимчив,

чем к мягкому, легкому, ласкающему слух, убаюкиваю-

щему душу...

Критик размахивал рукой, и яркий камень на массив-

ном перстне прочерчивал в воздухе огненные зигзаги.

— Вы говорите о раннем Майкове? — вступил в раз-

говор Хетагуров. — Скажите откровенно, какая польза

отечеству и народу от «убаюкивающих душу» стихов?

Я что-то не вижу проку, хотя люблю красоту. Вот у

Пушкина...

Вошла горничная, перебила:

— Константин Левонтьевич, барышня Ольга Влади-

мировна просют вас в библиотеку пожаловать.

— Прошу прощения, господа... Впрочем, я высказал

все.

Хетагуров вышел. Вслед за ним комнату покинул

29

Тит Титович — блондин с глазами-щелками. Коста за-

метил, что Тит подозрительно долго рассматривает ка-

кой-то маленький этюд возле двери, ведущей в библи-

отеку. Значит, он следит? Это Хетагурова забав-

ляло.

— Вам не кажется, что кто-то следит за нами? —

спросила Ольга. — Уверена, что это Тит, которого зовут

молотить, а он не идет, ленится...

Последние слова она произнесла громко, чтобы слыш-

но было в соседней комнате. Расчет ее оправдался: по-

слышались шаги, пристыженный Тит Титович ушел.

— Прошу вас, сядьте.

Ольга тоже села в кресло-качалку напротив. В неяр-