Икона

– А вы чего тут? Проверяющие, што ль? А хоть запроверяйтесь: стоит молодуха, стоит и слухает…

– Чего слухает? – нетерпеливо подтолкнул Совдеп задумавшегося мужика.

– Вопли адовы слухает, – прошептал мужик, перекрестился и отвернулся к окнам дома.

– А, может, стронулась уже, – с трепетной надеждой предположила немолодая женщина и потопала валенками по хрупчатому снегу, пытаясь согреться от долгого стояния.

– Зайти надо, – сказал Лёва Хайкин и потянул Свету к калитке. – Все пойдём или одни мы?

Друзей пронзила холодная дрожь, но они кивнули: всё ж-таки должны помочь товарищу своему, попавшему в этакую беду, на то они и комсомольцы страны Советов, борцы за правду, за идею.

Отбрехиваясь от вопросов небольшой толпы, прикрываясь комсомольским удостоверением Совдепа, они гуськом пробрались в Верин дом. Жучка их признала и заскулила, завертела хвостом, прижалась к земле. Она жалобно глядела на них круглыми тёмно-карими глазками и часто дышала, высунув длинный язык.

– Собаку-то кормил хоть кто? – рассеянно поинтересовалась Ида Сундиева.

– Кто её будет кормить? – фыркнул Совдеп Гасюк. – Не до того. Хозяев-то тю-тю.

– Я её заберу, – решила Светлана. – А потом верну, как Степанида Терентьевна придёт. Она, видно, в больницу попала из-за всего этого: сердце-то больное.

– Да уж как не попасть, – вздохнула Ида, – от такого-то страха… Хоть бы Верка в себя пришла…

Но Вера незыблемо стояла на прежнем месте – посреди комнаты, лицом на восток, неподвижная, каменная, и крепко держала в руках икону святителя Николая. Она была одна. В комнате царил безпорядок.

Совдеп, бледный, как после обморока, и даже чуть сзелена, сделал к девушке несколько неуверенных шагов и медленно протянул к ней дрожащую руку. Дотронулся и отскочил, тряся кистью, словно внезапно ожёгся.

– И впрямь, холодная и твёрдая, – проговорил он, стуча зубами. – Вот жуть, а?! И глаза открыты… Брр… Пойдём отсюда! Пусть с нею власти и медицина разбираются! Пластинки Людкины забирай и пошли.

– Наверное, у неё столбняк, – пролепетала Ида и выпорхнула вон.

За нею все следом. Светлана Терпигорева задержалась, судорожно собрала пластинки и, выбегая, оглянулась: показалось ей, что Вера вздохнула и пальцами шевельнула?... Показалось…

– Вера… – тихо позвала Светлана. – Как ты там? Ты меня слышишь? Мама твоя, говорят, в больницу попала. А вокруг дома люди стоят… ждут, чтоб ты ожила. Тебя икона держит или святой Николай?..

Но ничто в Вере не отозвалось на слова Светланы. Как мёртвая… если б не стояла.

– Мы с бабушкой о тебе помолимся, Верочка. Правда, помолимся… – пообещала Светлана и, пятясь, выскочила вон.

Жучка внимательно глядела на неё, когда она появилась во дворе. Девушка задумчиво приблизилась к собаке, расстегнула ошейник, поманила за собой.

– Пойдём, Жучка, пойдём, – позвала она. – Кормить тебя здесь некому, поживёшь у меня, пока хозяйка твоя из больницы не вернётся.

Жучка будто поняла: махая чёрным с белым кончиком хвостом, затрусила за Светой.

Весть о девушке, окаменевшей из-за богохульства, разлетелась по Чекалину за два дня. К старенькому дому номер сорок шесть на Волобуева повалили со всех сторон города, пользуясь тем, что милиция пока не обращала на странное событие внимания.

За забором стояли с горящими глазами и бьющимися сердцами миряне – что верующие, что неверующие – разных профессий, разного уровня образования и культуры.

Люди пересказывали друг другу и новичкам историю о чуде, подобном которому не было много тысяч лет – с того дня, как обратилась в соляной столп, стоящий доныне на Святой Земле, жена праведного Лота, оглянувшаяся, невзирая на запрет Бога, на огненную гибель порочных городов Содома и Гоморры.

Священство сюда не заглядывало: власти за излишнее любопытство запросто могли лишить их и возможности служить, и самой свободы. Но к ним с вопросами потянулись люди, и не было у преследуемого советской властью духовенства более благодарного и чуткого слушателя, чем те, кто побывал у сорок шестого дома на Волобуева.

Первым из Вериной компании крестился Совдеп Гасюк, ставший Сергеем. Вслед за ним, как хвостик, окунулась в иорданскую купель Ида, принявшая имя Ирина. В один день отказались служить сатане, плюнули на него в сторону запада и надели дешёвые нательные крестики Лёва Хайкин и Лёша Герсеванов. А Света Терпигорева и Полина Филичкина крещены были во время войны у некоего отца Сергия. Обе помнили это смутно, но – помнили.

Первая литургия далась им всем нелегко. С удивлением оглядывались они на старушек, немощных на улице, а в церкви стоявших крепко, будто они воительницы Христовы. Откуда в них такая сила, такая выносливость, такая высота веры? Поклон за поклоном, крестное знамение за крестным знамением, и всё стоя на усталых ногах с узлами проступающих чёрных вен, – все четыре часа богослужения, во время которого ни одно слово не понятно первопришедшему в храм мирянину.