Икра заморская баклажанная. Эпизод Второй

«Great Barranco Wall» – Большая Баранка, точней Стена Большого Оврага. Так на самом деле называется наш «Хребет на Завтрак», на который мы в итоге благополучно взгромоздились. Такие у нас вышли «баранки на завтрак».

«Мы на кряж крутой на одних осях» [83]

Ба, а тут знакомые всё лица – раскосые. Японочки уже перестали нас шугаться [84]. Видно поняли, что мы не такие уж страшные снаружи, и даже добрые внутри [85]. Привыкли, наверно. Мы подмигиваем Александэру:

«Отец, материал практически готов, лепи. Прикинь: на вершине Кили, да ещё гражданина Америки, даже гражданочку, к тому ещё и японочку! Come on, baby! Just do it!» [86]

Но Профессор, судя по вытянутой физиономии и сбивчивому дыханию, усиленно прислушивается к своему организму. Дышит тяжело, будто только что сбросил Холмса на дно Рейхенбахского водопада [87]. Точней оврага. Не до баб-с, в общем, Профессору Мориартскому [88]. Поле-поле. Пока состояние «пациента» не позволяет ему адекватно и достойно ответить на наши скабрёзности, громко вслух размышляем: если бы Беловежский взялся за написание Африканской Саги, как бы озаглавил, каким бы Эминем [89] подписался. «Записки Натурала»? Или «Эпическая сила» [90]?

И вновь козьими тропами: вверх, вниз. Из тумана в туман. Вниз нырнули – «тропическая тундра», чуть выше вынырнули – «лунный ландшафт». По дороге тут и там встречаем небольшие стихийные «жертвенники» вроде нашего мемориала голове Е.Т. – башенки, составленные из подножного вулканического материала. Каждый проходящий мимо может принять участие в забаве. Но «башен» так много, а некоторые из них расположены в таких трудно доступных местах на скалах, что несмотря на общий ритм «поле-поле», приложить камень ко всем не поспеваю.

Кили, Karanga River, 3930 м

22 октября, 13:40

Последняя точка, где мы можем набрать воды. Дальше только от самого ледника на Вершине влагу отскребать. Для остального алеманского шалмана стойбище «Karanga River» у предполагаемой где-то в расщелине речки Карангайки – это место очередной ночёвки. Для нас же – лишь промежуточная, ничем ни приметная точка на карте, затерянная в густом вязком тумане. Чуть раньше эту точку оставили московиты и наш сосед по столу Мартин Фашистович, также идущий по «ускоренной программе». И всё. Остальные вазунги раскладываются на постой здесь! А мы, наскоро перекусив по-горячему, движемся дальше. Рвёмся вверх, к Вершине!

Где-то в тумане потеряли японок, так и не попрощавшись в суматохе. Да и главный женский старатель Алекс в унынии:

«Только поле-поле, пацаны…»

Двойная строчка

Значит, Капитан Бо говорил, что маршрут «Виски» самый живописный? Тогда почему из всего обещанного «великолепия» я вижу лишь унылую серую каменистую тропу и собственные, вяло перемежающие друг друга боты на ней? Пыльные серые боты, в который раз берущие очередной затяжной тягун, теряющийся в непроглядном паровом хаммаме [91] и бесконечном сером вулканическом ландшафте, насколько хватает взгляда. И только «двойная строчка» от ботинок на тропе, только «двойной шов поле-поле» напоминает, что мы ещё существуем в этом ирреальном, потустороннем, безлюдном сером мире…

Всё это уныло-бесцветное «великолепие» может вымотать кого угодно, не говоря о бесноватом Клоуне, рвущемся наружу. Донельзя замедленный, сонный ритм, заданный всё более расплывающимся по склону Профессором, позволяет мне заняться на ходу массой бесполезных дел, дабы хоть как-то унять скуку зависания между небом и землей, между временем и пространством: улюлюкать, петь, крутить башней на 360 градусов, фотографировать кавалькаду со всех возможных ракурсов, забегая то вперёд, то вбок, вести путевые заметки и участвовать в возведении всё новых «жертвенников». В части же песенной мы с Тобиасом по очереди сменяли друг друга: то он споёт что-то своё африканско-похмельное, то я своё похмельно-раздольное. Среди прочего исполнил он и нечто мне, гордому уральскому горцу до боли напомнившее. И я подхватываю похожий мотив:

«Долго я бродил среди скал, я могилку милой искал…» [92]

И продолжаю складывать камешки на «могилки» местных Сулико. А на его очередную «матату» я живо откликаюсь «матитей». Брат Джимми первым не выдерживает изматывающего темпа раненой в ногу улитки имени Поле-поле, и уносится вперёд, прихватив с собой одного из гидов – Тобиаса! Ну вот, теперь без этого забулдыги совсем мне тухляк настанет. С кем теперь мне песни «матитить»?

Высадка в декорации

А что говорят нам закорючки, сделанные по ходу в моём «Африканском дневнике»?