Икра заморская баклажанная. Эпизод Второй

– Джошуа, а ещё Крис обещал нам на вершине чай с мёдом.

(Эх, продешевили. Надо было целый кафетерий с грудастой буфетчицей в накрахмаленном переднике и соками-водами на Гору заказать)

– Может вам ещё грудастую буфетчицу в переднике на вершину затащить?! Допивайте весь чай здесь! Выход на 12 ночи. Да, чуть не забыл: сверху шесть-семь, снизу – два-три…

– Сверху чего? Шесть-семь чего?!

– Чего-чего: слоёв одежды, конечно! [100]

Вот он чешет, прямо Синяя Гусеница из Страны Чудес [101]:

«Откусишь с одной стороны, уменьшишься, с другой – вырастешь… Стороны чего? Чего-чего: гриба, конечно!»

С шестью-семью верхними слоями я справился, хоть и употел от усердия. А вот от бессилья протолкнуть в узкий казённый ботинок ногу с тремя слоями носков натурально расплакался: стали сказываться усталость, недосып, высота, ночь и холод. Движения как у игрушечного робота, у которого заканчивается пружинный завод. И скафандр – «Кочан капусты». Что вы ржёте, вы ещё «кочерыжку» не видели.

Профессор проснулся специально, чтобы нас проводить. В кромешную тьму и полную неизвестность. Он-то свою Вершину уже взял. Возьмём ли теперь мы? И кто теперь, Саня, будет на вершине подводить итоги конкурса на лучший параллельный перевод? С вручением призов и награждением лауреатов. С чаем и мёдом грудастой буфетчицы…

Пятый день Восхождения

Кили, хребет Барафу, 4700 м. Последний Бой

23 октября, 00:30

Когда в кромешной тьме прыгали по каменным наплывам через расщелины, было пару тонких моментов, что сердце стало судорожно искать выход наружу из этого обезумевшего тела, скачущего над пропастью. Дыхание стало поверхностным и учащённым: «Уф, уф…» – но даже не от нехватки воздуха или нагрузки, а от бешеного выброса адреналина. Как накануне на «Стене Плача». Только теперь под тобой не просто бездна – она ещё и непроглядная!

Сбежав с гребня хребта, тропа уныло потянулась вверх по безжизненным пустошам юго-восточного склона, изредка вспоротым скальными выходами – последний пятичасовой штурмовой отрезок, вплоть до самого рассвета. Точней – до Вершины.

В тусклом свете «лобковых» фонариков восхождение ничем не примечательно: под ногами лишь зыбучий вулканический щебень, гравий и песок. Всё вокруг плоского, светодиодно-холодного, трупного цвета. Порода плывёт из-под ног, сыпется и оползает песчинками в песочных часах. И ноги осыпаются под уклон вслед за гравием. Будто взбираешься по эскалатору, идущему вниз: много времени и усилий уходит, чтобы продвинуться хотя бы ещё на шаг вверх в безуспешных попытках нащупать хоть какую точку опоры. И чтобы в один неверный момент, так и не найдя её, весь этот мир перед глазами вмиг не перевернулся. Потому и идём не влобовую, а топчемся по склону зигзагами-галсами. Что только больше выбивает из сил.

«Только поле-поле…»

На меня из темноты выплывает могучая спина Леопольда работы Церетели [102]. И, судя по всему, он заваливается на меня. Мне же эту тушу не удержать!

– Оте-ец! Уменьши длину палок, перенести вес вперёд. А то, не ровён час, покатимся с тобой вниз, как последние щебни с горы. «Like a rolling stones» [103].

– Бу-бу-бу…

(Кажется, и у Лео голос тоже стал гулким. И с ним случилась «песня номер шесть»? Недуг Профессора заразен?)

– Ты лучше подыми голову и глянь какое небо… – ох, и зачем это я про небо ляпнул: он же опять стал на меня заваливаться – Оте-ец!..

Вид неба Трои [104]

23 октября, 01:30

Фонарик только мешает, зрение уже привыкло к темноте, да и полная луна светит как заправский фонарь. И ты остаёшься наедине с этим огромным миром и бесконечным пространством. Лицом к лицу со Вселенной. И тут взору открывается величественная картина: прямо перед тобой Вершина, вся как на ладони, с поблескивающей в лунном свете ледяной шапкой. Впереди по склону мерцает голубым пунктиром тропа: «светлячки» фонариков, тьма, светящиеся точки следующей команды, и снова тьма… В морозном воздухе ночной Моши кажется рождественской гирляндой, играющей где-то там внизу, далеко в долине разноцветными пульсирующими ниточками.