– А мы тут, признаться, с генералом Никитиным в этом усомнились. Таких результатов никто из инструкторов в запасных бригадах и полках еще не добивался. Ты сможешь это доказать перед летчиками практически, а не на бумаге?
– Могу!
– Для этого, собственно говоря, мы тебя и вызвали. «Погастролируй» у нас по запасным частям, поделись боевым опытом, покажи… А потом будет особый разговор.
К тому, что большое начальство всегда чего-то недоговаривает, я давно привык, поэтому об «особом разговоре» забыл сразу же, как только у меня в руках оказалось командировочное предписание. Мысли были заняты тем, чтобы поточнее отбомбиться.
Генерал рассказал мне, что под Москвой, в Соколовской, базируется запасной авиационный полк, который получает из Куйбышева самолеты, готовит кадровых летчиков и отправляет в боевые части. Там я и должен был «выступить».
На «гастролях» я делал все, как на войне, и от предварительного облета мишеней на полигоне отказался.
– На фронте цели показывают на карте, никаких предварительных облетов, – сказал я командирам частей. – Но и бомбы подвесьте не цементные, а боевые, фугасные авиабомбы. И боекомплект к пушкам должен быть полным, по 150, а не по 15–20 патронов на пушечный ствол, как принято у вас, и к пулеметам ШКАС тоже, конечно.
Такие условия я выторговал.
Затем у меня состоялся «тайный сговор» с начальником полигона. Дело в том, что мишень для бомб на полигоне – это крест, выложенный из белых стволов берез, а для ракет, пушек и пулеметов – колонна из трофейных грузовых автомашин. Потом будет там кто-то ходить с мелом и искать пробоины, – а там все уже мечено-перемечено… По моей просьбе в кузова и кабины трофейных автомашин, которые должны были подвергнуться обстрелу, он наложил соломы, а перед самим взлетом эту «начинку» полили горючим.
На первый показательный полет приехали представители штаба ВВС во главе с генералом Н.С. Шимановым. Они находились среди летчиков, столпившихся вблизи полигона у репродуктора, чтобы слушать мои объяснения по радио во время полета.
Я взлетел и без труда отыскал на лесной поляне полигон.
– Скорость триста, высота восемьсот, цель слева, – передал я на землю, наблюдая за приближавшимся к визирной линии крестом, выложенным в центре мишени из белых березовых бревен.
– Вхожу в пикирование, угол тридцать градусов… сброс!
Когда я вывел самолет и резко развернулся, то увидел разбросанные бревна – бомбы попали точно в крест! Хорошо!
Я скрылся за лесом, перешел на бреющий. Теперь оставалось показать свой «партизанский заход», применявшийся для внезапной атаки паровозов и автомашин. Высота – минимальная, скорость увеличена. Один, затем второй разворот за лесом, чтобы меня с полигона не заметили. А вот и железная дорога. Я лечу вдоль нее, в стороне у опушки леса вижу «автоколонну». Круто взмываю вверх с креном, затем опускаю нос, прицеливаюсь. Я еще не убрал полностью крена, а сходящийся у земли веер трасс уже прошил машину – она вспыхнула. Я снова скрылся за лесом, чтобы повторить атаку – стрельбой из пушек по вражеским автоколоннам я всегда наслаждался, и получалось это у меня отлично…
Этот мой вылет произвел ошеломляющее впечатление – такого они никогда не видали. Точное попадание боевыми бомбами в мишень, низкие и внезапные заходы на цель и – все в горящие щепки… «Так нужно, товарищи офицеры!» – сказал генерал Шиманов и добавил мне: – Вот, товарищ капитан, такие показные полеты вы сделаете под Москвой здесь, там, и там. И еще под Куйбышевом». «Ну это известно, – говорю я. – Мы там самолеты брали для полка!» – «Вот там тоже покажите, а то они ни хрена не знают как надо!»
После «гастролей» по запасным частям я вторично предстал перед генералом Шимановым – для «особого разговора». На этот раз я уже был одет строго по форме, и даже с золотыми погонами и в хромовых сапогах. Все это мне выдали на центральном вещевом складе по записке члена Военного совета.
– Ну молодец, ты сделал все как нужно, – сказал генерал. – Но тут одно обстоятельство есть. Из эвакуации вернулась знаменитая Мониская военно-воздушная академия. Набирает очередной прием слушателей. Ты хочешь учиться в академии?
Меня будто оглушило взрывной волной, я только переступил с ноги на ногу. Лишь кое-как собравшись с мыслями, я сказал:
– Разрешите немножко подумать за дверью…
– Думать можно до завтрашнего дня, – обрадовал меня генерал. – Придешь с рапортом.
Больше всего меня беспокоили вступительные экзамены по общеобразовательной подготовке. На подготовительный курс поступать мне не хотелось – лишний год терять. Я долго колебался. Советчиков нашлось – хоть отбавляй, и все советы разные. Одни говорили: «Дурья голова, какая там учеба, если война легкая пошла. Глядишь – вторую Звезду заработаешь! [36] ». А другие: «Ага, полетишь, «тяпнут» и все, – вот тебе и Звезда!» Большинство же советовало учиться: «К Звезде надо хорошую голову приложить. А экзаменов не бойся: если будет резолюция Шиманова, зачислят и так».