Академия
В академию я попал неожиданно. После разгрома немцев в Крыму 4-я воздушная армия, в состав которой входила наша 230-я Кубанская авиадивизия, действовала в составе 2-го Белорусского фронта. Получив новое пополнение, дивизия дралась в полную силу, расчищая путь нашим атакующим армиям и отмечая свой боевой путь разгромленными автоколоннами и сожженными танками врага. В эти месяцы многих опытных боевых летчиков направляли учиться.
Направили в Военно-воздушную академию Ивана Остапенко, бывшего уже командиром эскадрильи. Сбитый зениткой во время штурмовки одной из железнодорожных станций в Белоруссии, он остался жив только благодаря своему воздушному стрелку – Володе Пименову, «рекордсмену» среди стрелков, имевшему к концу войны 137 боевых вылетов. Бывший курсант Челябинского штурманского авиаучилища, он воевал в пехоте разведчиком, участвовал в Новороссийском десанте, и летать стрелком начал лишь осенью 1943 года… Он и вытащил нашего Ивана, дотащил на себе до своих.
На проводах Остапенко по-настоящему плакал.
– Не хлюпай, Иван, – сказал ему на прощанье наш Дед. – Вернешься в полк – будет у нас хоть одна золотая голова! Там, говорят, по формулам воевать учат…
В эти месяцы Дед – старший лейтенант Владимир Демидов – совершал, несмотря на запреты врачей, боевые вылеты даже после тяжелейшей травмы головы: в воздушном бою над Керчью он сумел сбить немецкий пикировщик «Ю-87», но его поврежденный штурмовик перехватили 10 «мессершмиттов». Миша Федоров, его стрелок, сбил один истребитель, но истерзанный «ил» врезался в землю. Владимир остался жив чудом, а Мишу десантники похоронили там же, на плацдарме…
Послали на какие-то курсы усовершенствования Николая Смурыгова, потом заместителя командира эскадрильи Петра Демакова. Но Рыжий, так звали в полку Демакова, вскоре вернулся.
– Отчислили? – спросили его летчики.
– Никто меня не отчислял. Сам удрал!
– Ты что, сдурел? – ополчились на Демакова его друзья. – Пока еще не поздно, поворачивай оглобли!
– Не поеду! – заупрямился он. – Довоевать самую чепуху осталось, а синусы-косинусы – потом.
Повел Демаков группу и не вернулся. Не пришлось ему довоевать. Еще на одного ведущего стало меньше в полку…
Вызвали к командиру дивизии и меня.
– Отправляйтесь в Москву в распоряжение начальника Главного управления формирования генерал-полковника авиации А.В. Никитина. Как раз есть попутный самолет, – сказал мне полковник Гетьман. Выяснилось, что требование отправить меня в Москву приходит к нему уже в четвертый раз, но до этого он на них просто не реагировал.
Столица встретила меня неприветливо. Пока добирался от центрального аэродрома до штаба ВВС, мне не раз пришлось предъявлять документы комендантскому патрулю. Причина тому – смешанная форма одежды. И в самом деле, кроме темно-синей пилотки с голубым кантом, ничто другое из амуниции не выдавало во мне авиатора. Поношенная американская летная куртка без погон и знаков различия, пистолет ТТ болтается у бедра. Бриджи неопределенного цвета (наша оружейница Клава Калмыкова сшила их мне еще в хуторе Трактовом из трофейной шинели), а брезентовые сапоги, которые искусно смастерил техник Шевченко из парашютного чехла, все в масляных пятнах…
В штабе ВВС мне выписали пропуск и сказали:
– Зайдите к члену Военного совета ВВС генерал-полковнику Шиманову.
Не без душевного трепета, как при входе в зону зенитного огня, я приоткрыл огромную, обитую черным дерматином дверь, потом еще одну такую же и оказался в громадном кабинете. Длинный, покрытый зеленым сукном стол напомнил мне взлетно-посадочную полосу Краснодарского аэродрома. С другого конца кабинета навстречу направился генерал с косым пробором на голове. Его комплекция явно не соответствовала размерам занимаемого помещения.
– Как жизнь? – спросил он неожиданно просто, назвав меня по фамилии.
– В порядке…
– Как воюется?
– Отлично…
Генерал спросил у меня, почему я задержался с прибытием.
– Не пускали, – ответил на это я.
– А это сам писал? – спросил он, подводя меня к журнальному столику и указывая на подшивку центральной газеты «Сталинский сокол». Генерал начал листать, и я узнал свои семь «подвальных» статей, озаглавленных не без претензии на оригинальность: «Из чего слагается мастерство».
– Сам писал, – ответил я ему, а сердце дрогнуло: «Никого я там не славил, никого и не охаивал, а лишь делился боевым опытом. Какой же ляпсус обнаружил в этих статьях член Военного совета ВВС?»
– Вот в этом месте ты ничего не преувеличил? – показал он на абзац, отчеркнутый красным карандашом. В «подозрительном» месте приводились данные, характеризующие мои личные достижения в меткости бомбометания и стрельбы, неоднократно подтвержденные в показательных полетах на фронте. Среди другого я привел и таблицу отклонений средних бомб от цели при бомбометании, в которой генерал отдельно переспросил у меня про удивившую его цифру – 6 метров.
– Написал так, как было, – ответил я Шиманову.