Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Затем о. Илиодор поехал в Москву, на второй фронт борьбы против Григория. Волей-неволей пришлось обратиться к Л. А. Тихомирову, возглавлявшему ту самую «блудницу-редакцию», которую священник двумя месяцами ранее пригвоздил «к позорному столбу». Редактор, конечно, отказался от встречи с наглецом. Но о. Илиодор своим обычным высокопарным штилем заявил, что «истина требует» этой беседы, и Тихомиров согласился. При встрече присутствовал сотрудник «Нового времени» И. Гофштеттер, тот самый, который потом напишет проникновенную статью об илиодоровском бунте.

Указав, что речь шла о Распутине, Труфанов умалчивает о том, какие факты стали предметом обсуждения. Это и понятно: за «истиной» следовало ехать не к Тихомирову, а к автору статей Новоселову. Осведомленный собеседник, однако, сообщил о. Илиодору, что его за поддержку Григория не любят Джунковский, Тютчева и Великая Княгиня Елисавета Феодоровна.

Вернувшись в Царицын, иеромонах решил изучить заметки о Григории в левой печати. Открыл номер «Речи», прочел статью с портретом «старца» и «затосковал». Затем снова открыл и… как ни искал, не нашел ни статьи, ни портрета. «Тут я понял, что Бог сотворил чудо: Он Сам захотел скрыть от меня клеветническую статью о блаженном старце Григории Ефимовиче». Этот эпизод произвел на суеверного священника огромное впечатление, вернув ему веру в праведность друга.

Через два дня о. Илиодор произнес третью и последнюю речь в защиту Григория (30.V), которого назвал «чистым и непорочным» человеком, «прозорливцем и чудотворцем», «великим подвижником и печальником за русский православный народ».

Однако ввиду продолжения газетной травли священник обратился к другу со следующей телеграммой: «Миленький друг, Григорий Ефимович! Столичные газеты печатают, а местные перепечатывают про тебя нечто страшное, отвратительное. Народ, тебя любящий, смущен, безбожники смеются, я не в состоянии совершенно успокоить православных людей. Приди на помощь, скажи кратко телеграммой то, что ты собирался сказать народу. Если бы приехал в Царицын, твое старческое слово успокоит всех. Эту телеграмму после вечерни я читал народу. Твой друг иеромонах Илиодор».

О. Илиодор разминулся в Петербурге с преосв. Гермогеном, прибывшим туда в конце мая по вызову Св. Синода, и с преосв. Феофаном, прибывшим из Ялты в те же дни. Два епископа встретились в Александро-Невской лавре, и «Феофан познакомил Гермогена с истинным обликом Распутина», причем документальным путем — показал свидетельства женщин, якобы пострадавших от Григория, что убедило еп. Гермогена в порочности последнего и выразилось в следующем его восклицании: «Воистину, он сын диавола; я только его жалею как христианин». Или в менее точной передаче Труфанова: «О, да он, оказывается, настоящий бес».

«Полученное мною письмо, а также мои личные неблагоприятные Распутину наблюдения за ним послужили поводом к резкому изменению моего отношения к Распутину, которого я даже перестал принимать», — рассказывал впоследствии еп. Гермоген.

Здесь же в Петербурге преосв. Гермоген дал интервью сотруднику «Утра России», опровергая слухи, что он приехал ходатайствовать за Григория: «Впоследствии, однако, я получил сведения об его более чем зазорной жизни от таких лиц, которым верю, как самому себе. Осуждать его за это я, конечно, не стану, ибо история церкви доказывает, что были люди, которые достигали даже очень высокого духовного положения и потом падали нравственно. Но и хлопотать за этого человека, прежде его исправления, было бы странно».

Вскоре «Голос Москвы», констатируя разочарование преосвященных Сергия и Феофана в своем протеже, отметил: «Верен ему остался только один Илиодор».

Да, о. Илиодор очень долго закрывал глаза на неопровержимые свидетельства и уверял себя и свою паству в святости Григория. Слишком жива была память о прошлогодней Великой Субботе, когда «старец» в один миг «вернул» отчаявшегося иеромонаха «к жизни».

«С отцом Илиодором Распутин находился по-прежнему в дружеских отношениях, бывал у него, — вспоминал преосв. Гермоген. — Я указывал отцу Илиодору на то, что Распутин недостоин его дружбы. Илиодор мне возражал, ссылаясь на то, что сведения о Распутине, возможно, неосновательны».

Но наконец под напором очевидных фактов, видя всех своих наставников настроенными против Григория, о. Илиодор начал поддаваться. В конце июля он сказал корреспонденту «Царицынского вестника», что «теперь ввиду особенно дурной молвы о брате Григории, он, конечно, защищать его не будет».

Все, что он мог теперь сделать для своего благодетеля, — это молчать о нем. В ближайшие полтора года о. Илиодор хранил по отношению к Григорию нейтралитет.

Явственно «развязаться» с бывшим другом о. Илиодор не отважился и скрывал свои мысли как от него самого, так и от других лиц. При встречах с Григорием священник старательно имитировал уважение.