В июне на царицынских лесных заводах прокатилась серия пожаров: 10.VI — у Лапшина, 11.VI — у Голдобина, в тот же день загорелись лесные материалы на заводе Максимова, где сторож успел потушить огонь, а в ночь на 18.VI был подожжен лесной склад того же Лапшина. Ущерб составил почти ½ млн. руб… Почти все заводы встали, лишившись материалов.
Чувствовалось, что за пожарами стоит чья-то злая воля. На пепелище находили бутылки из-под керосина и облитые им легковоспламеняющиеся предметы. Многие лесопромышленники получали угрозы.
Глазея на пожар, толпа шепталась: илиодоровцы подожгли!
Общество подхватило это обвинение, поспешив объявить, что рабочие якобы ринулись жечь заводы под влиянием последних проповедей иеромонаха о лесопромышленниках. «…как не сказали, что я там бегал с стружками и керосином», — невесело острил о. Илиодор.
Что проповеди от поджогов отделил целый месяц, половину которого священник вовсе отсутствовал в городе, что даже в неприязненных газетных пересказах этих проповедей не содержится никаких признаков подстрекательства к чему бы то ни было, что о. Илиодор вообще не о том говорил, — об этом никто не задумывался. Рабочие, дескать, «в такой форме понимают проповеди его».
Вероятно, не только сам священник, но и его приверженцы были тут не при чем. Сами рабочие поговаривали: подожгли «не из наших». Кто-то сделал попытку разорить лесопромышленников, а те в отместку за майские оскорбления о. Илиодора решили свалить всю вину на него.
Впоследствии, опровергая эту «возмутительную клевету, заслуживающую самой строгой кары», еп. Гермоген указывал на произошедший вскоре на окраинах Царицына (местность «Кавказ») пожар, от которого пострадали одни бедняки.
Как уже говорилось, 14.VI биржевой комитет послал телеграфное ходатайство об удалении о. Илиодора из Царицына ввиду якобы вызванных деятельностью иеромонаха поджогов. По-видимому, инициатором вновь выступил возненавидевший священника Максимов, тем более что на его заводе пламя вспыхнуло как раз накануне. «Уж лучше бы просили повесить меня, как разбойника!» — воскликнул о. Илиодор по поводу этой телеграммы.
Столыпин получил и другую телеграмму из Царицына на эту тему, от местных лесопромышленников, с копией министру торговли и промышленности. Авторы во главе со Старцевым придерживались более осторожных выражений: «пожары, так надо полагать, плод возбуждающих проповедей иер. Илиодора». В отличие от биржевиков, лесопромышленники не настаивали на его переводе, лишь указывая, что «необходимо бороться с возбуждающими проповедями иер. Илиодора».
Положение о. Илиодора еще более осложнилось, когда общей горячкой заразился даже прокурорский надзор.
Изумленный несуразностью обвинения, о. Илиодор на следующий день после постановления биржевиков разразился громовой речью. Говорил он по случаю очередного царицынского духовного торжества — закладки храма на Вор-Горе. О. Илиодор пришел туда с трехтысячным крестным ходом, причем собственно на закладку опоздал. Совершив вместе с прочим духовенством молебен, иеромонах заговорил о том, что было у него на душе:
«…если иногда пастырь коснется жизни так, как она есть, если начнет обличать замечаемые им в жизни недостатки и пороки, если, притом, эти обличения коснутся не простого рабочего люда, а людей, занимающих в обществе известное положение, людей богатых и считающих себя интеллигентными, — то какой из-за этого поднимется шум! Какие обвинения посыпятся на ревностного пастыря со всех сторон! Ныне слышится отовсюду: „он берется не за свое дело, он должен проповедовать только Слово Божие, он опасно волнует общество, возмущает один класс общества против другого“ и т. д. и т. д. Начинаются жалобы, всяческие доносы со стороны лиц, считающих себя обиженными; к начальству направляются просьбы сократить проповедника или даже совсем удалить его. Так это бывает везде, так это и у нас в Царицыне».
И проповедник без обиняков указал на попытки местных лесопромышленников заткнуть ему рот, дошедшие ныне до чудовищного обвинения в подстрекательстве к поджогам. По своему обыкновению, о. Илиодор апеллировал к слушателям: правда ли, что он наталкивает паству на поджоги? «Нет!» — закричала толпа, состоявшая на три четверти из его прихожан. Пригрозив засадить клеветников в тюрьму и указав, что поджоги имеют место и в других городах, о. Илиодор попросил слушателей заступиться за него посредством всеподданнейшей телеграммы.
В заключение священник объявил, что «остановить» его никому не удастся, поскольку никакое гражданское начальство не вправе запретить пастырю обличать и проповедовать. Ни пристав, ни полицмейстер, ни губернатор, ни царь не могут отменить право, данное Самим Богом.
Просьбу о телеграмме о. Илиодор в тот же день повторил на подворье. Сподвижники охотно откликнулись и разослали несколько ходатайств. Вот, например, что илиодоровцы телеграфировали Лукьянову 14.VI: