Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Переслав это заявление преосвященному, заменявший губернатора Боярский поспешил доложить Столыпину о явно пристрастных действиях следователей, желавших «повернуть дело во что бы то ни стало в пользу обвиняемого» в угоду еп. Гермогену, будто бы снабдившему их «инструкцией».

25. VII преосв. Гермоген получил следствие и 3.VIII сдал его на рассмотрение консистории. 12.VIII он известил Синод о ходе дела, объяснив, почему не удалось уложиться в назначенные сроки.

Рассмотрев собранные следствием материалы, консистория прежде всего отринула показания гласных, лично проповедь не слыхавших. Свидетельства городовых и репортеров признала бездоказательными ввиду разноречий и путаницы. Достоверными, таким образом, остались лишь показания самого о. Илиодора и подготовленных им свидетелей. Он же, говоря, что так поступать могут негодяи или невежды, охарактеризовал не гласных, а их поступок, следовательно, не оскорбил их. Поэтому консистория признала о. Илиодора оправданным по недоказанности обвинения. «…безбожники и богохульники посрамлены», — торжествовал о. Илиодор.

Доводы Шульце консистория проигнорировала по формальным соображениям, находя, что его заявления выходят за рамки его полномочий как депутата от гражданского ведомства: будучи лишь наблюдателем, он пытается выступить в роли свидетеля и обвинителя. Кроме того, его предложение рассмотреть и вторую проповедь является попыткой расширить производство следствия. Все эти действия Шульце были признаны консисторией «неправильными, незаконными и пристрастными». С больной головы на здоровую!

Окончательное решение консистории было вынесено 24.VIII, утверждено преосв. Гермогеном 31.VIII и доложено им Синоду рапортом от 13.IX. Теперь владыка мог с уверенностью свидетельствовать: «…жалоба гласных думы оказалась крайне пустой и ничтожной по своему предмету и содержанию и также непосредственно почерпнутой из клеветливых газетных вымыслов и сплетен. Да и сами гласные жалобщики вскоре затем уличены были и обвинены в тяжком преступлении по службе — незаконной растрате и расхищении около двухсот тысяч городских денег». 20.I.1911 Синод признал о. Илиодора не подлежащим ответственности в порядке духовного суда по этому делу.

При втором следствии, по жалобе Максимовой, о. Илиодор придерживался приблизительно такой же линии защиты: речь искажена газетами, на самом деле он никого не оскорблял и вообще говорил не о Максимовой, а о порядках в собраниях Царицынского общества трезвости. Свидетелями выставил тех же прихожан.

Одновременно в новых проповедях (29.VIII, 5 и 8.IX) о. Илиодор продолжал обличать «Катеньку», которая продолжала свою псевдоблаготворительную деятельность, устроив спектакль в пользу бедных воспитанниц 2-й Царицынской женской гимназии. «Неужели г-жа Максимова, жена миллионера, не могла попросить своего мужа дать одну, две, даже десять тысяч рублей и помочь бедным, стремящимся к образованию? Нет, она сочла нужным устроить комедию и сама, как дочь Иродиады, будет ломаться на сцене за те несчастные рубли, которые понесут в театр дурные и хорошие люди. Нет, это не добродетель, а бесстыдное оплевание добродетели». Это выражение о «комедии», разыгрываемой женами богатеев, он повторял неоднократно.

5. IX следствие было представлено преосв. Гермогену, передавшему его в консисторию. Последняя сначала прицепилась к целому ряду формальных неправильностей следствия (6.X). Затем, рассматривая дело по существу, признала факт искажения речи «Царицынским вестником», однако нашла выражения о. Илиодора оскорбительными даже в той форме, в какой он сам их изложил следователям. За что предложила (20.X) оштрафовать иеромонаха на 50 руб. в пользу попечительства о бедных духовного звания, предупредив, что в случае новых нарушений для его проповедей будет введена предварительная цензура в соответствии с указом Синода 7 декабря 1883 г.

Таким образом, консистория, в августе явно благоволившая к о. Илиодору, остыла к нему с приходом осенних холодов. Возмущенный еп. Гермоген отменил это постановление, сочтя решение суда несамостоятельным: «очевидно, мотивы совести, — тем более совести священнической, пастырской, — были исключены совершенно», а судьи действовали под влиянием «внешних условий». «…суд над иеромонахом Илиодором произнесен крайне поспешно, будучи исключительно построен лишь формально: он крайне суров и немилостив к ревностно исполняющему свой священнейший долг пастырю-проповеднику и направлен лишь к одному тому, чтобы утешить считающую себя обиженной, но, вернее, подстрекнутую к жалобе светскую теперь и богатую женщину, бывшую каскадную певицу…».

Позже еп. Гермоген выразился еще откровеннее: «…по моему глубокому убеждению, достоинство церкви требует, чтобы суд пресвитеров Духовной Консистории ответил Максимовой на ее жалобу, обоснованную искаженным газетным отчетом, не в духе чиновничьего угодничества пред сильными и богатыми, а действительным выяснением обстоятельств дела».