— Тише-тише! Успокойтесь… — Алкивиад наконец сумел побороть охватившее его изумление. — Видите, все разрешилось. Алексиус не виноват! Как я и говорил с самого начала, — фальшиво добавил он, не сводя глаз с Пандоры.
Она нашла в себе силы выдержать этот взгляд. В нем почти не было разочарования или презрения, скорее любопытство, смешанное с досадой. Но даже это хлестко ударило по ее самолюбию. Она устало закрыла глаза. Как пережить такой позор?
— Ха! Смотрите! А герой-то наш проснулся! — раздался чей-то насмешливый возглас.
Пандора обернулась. Алексиус, поднявшись на локте, недоуменно моргал сонными глазами, с беспокойством рассматривая собравшихся людей. И явно не мог понять, что происходит.
— Хайре! — с ледяной насмешкой бросил ему Алкивиад.
Алексиус растерянно кивнул.
— Скажи-ка, ты ночью выходил из дома?
— Нет.
— Приближался ли ты к герме у ворот этого дома?
— Нет, — Алексиус с трудом пытался понять, что нужно отвечать.
— Можешь в этом поклясться?
— Конечно… Клянусь всеми олимпийскими богами и богинями! И зачем мне это?
— Понятно… Так, господа! Раз все прояснилось, давайте освободим комнату. Негоже нам мешать госпоже Пандоре ухаживать за ее больным слугой! — громко сказал Алкивиад и повернулся к выходу.
Послышался насмешливый шепот. Все стали выходить из комнаты. Фрина была последней. Она остановилась возле двери, оценивающе посмотрела на девушку, затем перевела взгляд на Алексиуса, все еще сидевшего на кровати, вдохнула, собираясь что-то сказать… Но, видно, так и не нашла нужных слов. Просто кивнула и вышла из спальни.
Пандора захлопнула за ней дверь и на слабеющих ногах с трудом добралась до кровати. Села рядом с Алексиусом и прижала ладони к лицу, с огромным трудом сдерживая душившие ее слезы.
— Пандора… — растерянно прошептал Алексиус и коснулся ее плеча. Но она отбросила его руку резким движением и до боли стиснула кулаки.
— Уходи! Уходи, пожалуйста! — она проглотила подступавшие к горлу рыдания.
— Пандора, послушай…
— Уходи! Прошу! Оставь меня!! — девушка зажмурилась.
Алексиус встал. Она чувствовала, как он растерянно стоит рядом, силясь что-то сделать. Но что он мог…
Ее плеч коснулась ткань — он укрыл ее теплым одеялом.
— Приляг. Тебе нужно отдохнуть. Поспать…
Девушка упала на кровать и зарылась лицом в подушку.
— Прости меня… — извинился он непонятно за что и пошел к выходу.
Хлопнула дверь, в комнате воцарилась тишина.
Наконец Пандора разрешила себе зарыдать.
Глава 27
Лишь ближе к вечеру Пандора сумела успокоиться и взять себя в руки. Она нашла в себе силы привести себя в порядок и спуститься во двор. Ей казалось, что все встреченные слуги отводят взгляд и ухмыляются за ее спиной. Огромным усилием воли она заставляла себя не опускать голову и не прятать взгляд.
Меланта услужливо поставила перед ней чечевичную похлебку и тарелку теплых лепешек. Но девушка так и не смогла заставить себя поесть. Она выскользнула в сад и долго бродила среди тихо шелестящих деревьев. Казалось, серебристые оливы сочувственно шепчут слова поддержки и утешения. Пандора закрыла глаза и прижалась лицом к тонкой ветке, дрожащей на легком осеннем ветре, и почувствовала, как мягкие нежные листья успокаивающе гладят ее по щеке. Неожиданно она вспомнила, как сильные нетерпеливые ладони Алексиуса обхватили ее лицо, притягивая для жадного поцелуя, и вздрогнула, отгоняя наваждение. Нет! Думать об этом невыносимо!
Пандора подошла к алтарю и долго молилась, прося прощения у Гермеса. Она знала, что не виновата в случившемся, но очень боялась, что гнев оскорбленного Гермеса падет на весь город. Нельзя было этого допустить. Закончив молитву, Пандора решительно встала и направилась к калитке. Она должна увидеть это сама.
На улице было пусто. Пандора подошла к изуродованной герме, и ее сердце болезненно сжалось от гнева, возмущения и жалости. Кто мог совершить подобную гнусность?
Старинная герма из пожелтевшего, испещренного щербинками, местами пористого известняка пугала исковерканным лицом. Легкая, хитроватая полуулыбка Гермеса, которая всегда очаровывала Пандору, теперь казалась зловещей и хищной. Правая глазница была раскурочена, а щека разбита, что придавало лицу бога несуразное и оттого особенно грозное выражение. А боги не любят, когда смертные потешаются над ними…
Взгляд Пандоры обежал вокруг. Осколки уже убраны с земли. Поблизости нет ничего, чем можно было нанести герме такие увечья. И с какой же силой нужно было ударить! Неужели злоумышленник принес орудие преступления с собой? Тогда… Тогда это был не слепой, минутный порыв ярости, а расчетливое, спланированное действие! От одной мысли об этом девушку бросило в дрожь. Она еще раз глянула на обезображенное лицо и погладила неповрежденную щеку статуи.