После десятиминутного отдыха Учитель скомандовал подъем и отправил ребят в новый рывок. Ученики задвигались, заговорили, на их лицах появился энтузиазм. Подъемов больше не наблюдалось, и до места назначения было рукой подать. И тут над гребнем горы медленно показалась голова Риты, про которую, кажется, все забыли. Потом выползла и она вся. Бедная девочка пыталась бодриться, хотя по ее зеленому от перенапряжения лицу крупными каплями стекал пот, под глазами залегли коричневые круги. Увидев ее, Учитель сорвался на крик: «Что, совсем распустилась?.. Вообще не можешь себя контролировать? Ты в поход собралась или на б…ки?» – и так далее в таком же духе. Рита прятала глаза и молчала – ей нечего было сказать. Ася подумала, что он зря так делает, но, по сути, согласилась с ним: ее напарница сильно курила и не отказывалась от крепкого спиртного в тесном студенческом кругу. Много позже Асе станет известно, что у Риты были серьезные проблемы с почками, и физические нагрузки могли ее просто убить. Интересно, говорила ли она об этом Учителю? А ему было это интересно?..
…И вот, наконец, открылось взгляду место будущей рощи. Ребята выбрали безветренный уголок под пригорком и разложили на сухой траве съестные запасы. Самадин разжег костер, поставил котелок с водой. Все оживились, потянулись к бутербродам, послышался смех, шутки. Учитель единственный угрюмо молчал и вскоре громко прервал едва зародившееся веселье, склочно обвинив всех в ненасытности. «Да что с ним сегодня? – с недоумением подумала Ася. – Не узнать, будто с цепи сорвался. Зачем он нас так унижает?» Но ребята послушно замолчали, словно безоговорочно приняли новые правила. Аппетит пропал. Поспешно доели то, что было в руках, и спрятали с глаз долой оставшееся.
У Аси по-прежнему сильно болел низ живота, боль усилилась, и, как выяснилось, не зря – от неестественных для ее тела перегрузок неожиданно началось сильное маточное кровотечение. В первый момент она испугалась, сразу сказала Рите – но та равнодушно пожала плечами – не до напарницы. Больше в группе женщин не было, помощи ждать было неоткуда. Ася запаниковала. Вспомнилось, как однажды, когда она лежала в больнице на сохранении беременности, в отделение привезли по скорой помощи женщину с кровотечением. Ее лицо было неестественно белым, в глазах застыл ужас. Больную сразу увезли в операционную. Ася на всю жизнь запомнила свой страх: «Только бы это случилось не со мной!» Учителю Ася не призналась бы ни за что на свете – слишком он был далек от таких естественных проблем. Единственный человек, которому она смогла бы довериться, был Самадин. И Ася, поразмыслив, решила подождать: состояние не ухудшалось, боль, вроде, начала утихать, и только сильно беспокоило ощущение какой-то странной пустоты, еще граничащей с болью.
Именно в тот момент она впервые за несколько часов изнурительного похода, наконец, поняла, что самое большое несчастье – в человеческой глупости. Вера в сверхъестественные способности Учителя перешла всякие границы, отказ от собственных предчувствий и ощущений едва не привел к трагедии. Но, видно, в тот день за Асиной спиной был не один ангел-хранитель, а сразу три, и работенку она им задала практически непосильную. Впрочем, ангелы справились. На посадку семян и саженцев ушло часа три, и пока Ася, осторожно передвигаясь за не менее измученной Ритой, заталкивала ядра в продырявленные палкой ямки, все ее проблемы закончились.
С Учителем в тот день происходило нечто невероятное – он дико ругался. То ему не нравилось расположение рядов будущих деревьев, то неглубоко были закопаны ядра, то раздражали разговоры. Он нервно выхватил у Толика палку – казалось, готов был ударить его этой палкой – и сам начал ковырять дырки в неподатливом грунте. Асе стало страшно. Она считала своего наставника разумным, и была уверена, что в спортзале он контролирует вспышки ярости в воспитательных целях. Но сейчас перед ней был человек, кипевший глухой ненавистью к собственным ученикам, к горам, к злополучным саженцам и семенам.
Невдалеке осторожно засмеялся Молчун:
– Полевых мышей пришли кормить!
Самадин тихо спросил его:
– Есть надежда, что хоть что-то вырастет?
– Если бы посадили с осени, прижилось бы кое-что, а на лето – бесполезно.