— Вайоли…
Подбежавший к сестре Кин просто сгреб ее вместе с девочкой и Урсулой в свои объятия, а присоединившиеся к ним Ириэйя и Грайд едва не повалили всех на землю.
— Это я. Это я попросила Вайолет, чтобы она вернулась и стала моей мамой, — Лин дергала и толкала ошалевших от радости взрослых, целующих Фиалку, упрямо не желающих понимать, чья в происходящей радости заслуга и кому теперь на самом деле девушка принадлежит. — Она моя.
— И твоя тоже, — соглашалась Вайолет.
— Детка, но как же?.. — непонимающе развела руками Урсула. — Почему ты здесь?
— Потому что богини из меня не получилось, — отшутилась девушка. — Придется тебе меня еще немного подучить.
Волшебница была не против. Стыдно признаться, но великая одэйя впервые радовалась тому, что оказалась "плохим" учителем.
— А где Доммэ и Айт? — едва первая эйфория от встречи чуть схлынула, оглянулась Вайолет.
— Доммэ нужно немного побыть одному, — уклончиво сообщила Урсула. — А одарина позвала Темная Мать. И, думаю, нам тоже не мешало бы отсюда убраться, — она глянула себе под ноги на устилающий пол черный искрящийся песок. — Как-то нехорошо устраивать праздник на чужих костях. Оставим неприкаянные души в покое.
— Не спеши, — качнула головой Вайолет, прижалась щекой к щеке Лин, а после тихо сообщила Урсуле: — Не успела тебе сказать, но мертвого ледника уже не существует. Стена, отделяющая мир магии от свободных земель, исчезла. И еще… в этом мире больше никого и никогда не превратят в сфирью.
Девушка осторожно передала Лин в руки Кина и с улыбкой шагнула вперед, тихо произнеся первое имя:
— Эйрис…
Песок у ног Вайолет зашевелился, вздымаясь вверх пыльной воронкой. Она уплотнилась, приобретая силуэт маленькой девочки, и сквозь его нечеткий абрис стали проступать черты живого ребенка. Из стен, потолка и пола Сада Душ начали сочиться шевелящиеся тени. Они медленно кружили в воздухе, выжидая, когда Фиалка назовет каждую из них по имени, и как только это происходило — темными каплями падали вниз, превращаясь в женщин и мужчин, изумленно разглядывающих собственные тела, словно видели их впервые.
В торжественной тишине Вайолет называла все новые и новые имена. Тени таяли, черный песок исчезал, а зал заполнялся ожившими магами и счастьем… Люди смеялись, плакали, а узнавая друг друга, пожимали руки или обнимались. И когда перед сияющим взглядом Фиалки замерла последняя сфирья, девушка протянула к ней ладонь и дрогнувшим голосом шепнула:
— Сармин…
Черная тень свилась с песчаным вихрем, увеличилась в объеме, и бесформенная масса, постепенно обретая контуры человеческого тела, наконец превратилась в очень высокого и крепкого мужчину, немного удивленно глядящего на Вайолет своими пронзительно-фиолетовыми глазами.
Меж темных бровей мага пролегла глубокая складка, когда за спиной Вайолет громко всхлипнула Ириэйя. Пристально всматриваясь в лицо Фиалки, мужчина сделал шумный вдох и вдруг произнес:
— Тэлли?..
Слова застряли в горле девушки колючим комком, и она отрицательно повела головой:
— Нет. Меня зовут Вайолет. А ее… — Фиалка ухватилась за трясущуюся от волнения ладонь сестры и чуть подтолкнула девушку вперед, — а ее зовут Ириэйя.
— Мы немного выросли, пока ты… — Ири запнулась, не сумев подобрать правильных слов, с мольбой и надеждой глядя в лицо родителя, о котором грезила всю свою жизнь.
— Пока ты спал… отец, — закончила за нее Вайолет.
Сармин перевел потрясенный взгляд с одной сестры на другую, и в его удивительно красивых глазах мелькнула тень понимания. Резко притянув обеих девушек к себе, мужчина прижал к широкой груди их темные головы, низко и чуть хрипловато выдохнув:
— Доченьки…
Где-то за их спинами подозрительно-громко шмыгнула носом Урсула, тихо пробурчав, что стареет; светло и грустно вздохнул Кин, с тоской вспомнив о своих родителях; деликатно отвернулся в сторону Грайд, выискивая в толпе перевоплощенных магов знакомые лица… И только маленькая Лин совершенно восторженно и радостно вертелась по сторонам, принимая все происходящее за какой-то удивительный праздник, на котором она была главным действующим лицом. Ведь именно с ее горячего желания заполучить себе маму и началась вся эта невообразимая кутерьма.
Каждый раз, вступая в темный чертог, Айт испытывал совершенно разные чувства: от трепета и благоговения до опьяняющего возбуждения. А вот абсолютную апатию и всепоглощающую пустоту одарин ощущал впервые, будто вечно искушающая его госпожа внезапно утратила над ним свою власть.
Мысль эта лениво шевельнулась где-то на краю сознания ай-тэро и так же равнодушно исчезла, оставив во рту привкус терпкой горечи.
— Айт… наконец-то… — ласковый вкрадчивый шепот, словно ночной мотылек, прошелестел в пустоте, невидимые руки мягко опустились на плечи одарина, и он, закрыв глаза, с тоскливой болью вспомнил другие — хрупкие, нежные, с голубой сеткой вен под атласной кожей на тонких запястьях и запахом цветущих яблонь…
— Я сделал все, как ты хотела, госпожа, — монотонно и холодно произнес Айт. — Моргана мертва, завеса между мирами закрыта, а твой сын получил обещанную ему сумеречную деву.