Легкий ветер ласково трепал белые одежды и волосы Первой одэйи, делая весь ее облик каким-то эфемерно воздушным и светлым.
— Ты все подстроила?
Доммэ показалось, что голос его скрипит, как просевшая ставня. Зверь внутри молчал, но его боль парень сейчас чувствовал будто открытую рану.
— Плохая из меня была бы волшебница, ежели бы я качественную ловушку для оборотня-недоучки сотворить не смогла, — по-доброму усмехнулась Урсула. — А открытые порталы тем и хороши, что через них легко отследить, куда перемещается нужный тебе объект. Прости, сынок, что больно сделала.
Удивленно приподняв брови, Доммэ смотрел в лицо старухи и не находил там и намека на иронию.
— Так было нужно. Времени у меня в обрез. Завтра утром в бой идти, а у тебя никакого контроля над зверем, — устало пожаловалась одэйя, оперлась о посох и протянула Доммэ руку. — Пойдем отсюда, милок. Хватит мучить и себя, и его.
Из всего произнесенного Урсулой огорошило Доммэ только одно: о каком завтрашнем бое она говорила?
— Сегодня одарины ушли разведать обстановку. Завтра мы собирались разработать основной план наступления, — напрягся парень. — Разве не это мы обсуждали на совете?
— Это, милок, это, — согласно закивала Урсула. — Только одарины ушли не на разведку, а чтобы занять боевые позиции и расставить магические ловушки. Объединенный флот гильдии пойдет в атаку на Авердэн ближе к заурнице. Одновременно с ним силы белого братства начнут блокировать и принуждать к сдаче имперские войска в крупнейших городах Тэнэйбры. А мы выйдем за стены цитадели после сигнала темных стражей, которые к этому времени зайдут ригулам Морганы с тыла.
— Что за представление вы с ай-тэро устроили на совете? И почему ты рассказала мне правду только сейчас?
— Потому что кому не следует о ней знать, тот должен оставаться в неведении, сынок, — хитро подмигнула Урсула и сделала навершием своего посоха дыру в пространстве, любезно приглашая парня следовать за ней. — Так ты со мной?
— Не думал, что когда-нибудь это скажу… — выдохнул Доммэ. — Да.
— Вот и славно. Хороший рохр, — похлопала его по спине Урсула, толкая в портал. — Шевелись давай. Бабушка до утра еще успеет тебе пару магических приемов показать.
Закатив глаза, Доммэ поскреб пятерней затылок, беззлобно буркнув:
— Кажется, я теперь от тебя никогда не избавлюсь.
ГЛАВА 35
Тишина — как прикосновение…
Стук в дверь повторяет толчки сердца.
И кажется, что мир замер, завороженно наблюдая за тем, как открывается дверь, обнажая полоской света до предела обостренные чувства.
— Фиалка…
Этот голос она теперь узнает из тысячи. У ее любви рокочущий голос камнепада с бархатными перекатами летней грозы. У ее любви штормовые глаза — стальные, как надвигающаяся буря. У ее любви такие нежные губы. В них радость, в них тепло, в них жизнь…
И Вайолет падала в его поцелуи. Ничего не прося, ни о чем не жалея.
— Что же ты со мной делаешь?
Большие ладони Айта обхватили лицо девушки, разрывая поцелуй и заставляя взгляды встретится.
— Ворую у судьбы миг счастья, — прошептала Фиалка, делая короткий шаг вместе с одарином в комнату и закрывая за собой дверь. — Я не знаю, что меня ждет. Я не думаю о будущем. Все, что у меня есть — это сегодня и сейчас. И это "сейчас" я хочу прожить с тем, кого люблю… кто любит меня.
Легким движением рук Вайолет спустила с плеч тонкий батист сорочки. Он ласковой волной скользнул по ее обнаженному телу к ногам, и, опустив ладони на грудь Айта, девушка вытащила из петельки пуговицу на его верхней одежде.
Она потянулась еще за одной, когда одарин перехватил ее пальцы, бессильно утыкаясь в макушку девушки своим лбом.
— Фиалка, я не должен…
Закрыв его рот теплой ладонью, Вайолет поднялась на носочки так, чтобы смотреть глаза в глаза, и спросила:
— Для того чтобы сдаться разве нужны слова?
В молчаливом отчаянии мужчина смотрел в ее лицо и понимал, что проиграл.
Нет ни шанса устоять. Нет повода, чтобы оттолкнуть. И нет смысла лгать себе дальше.
Закинув руки за спину, Айт рывком стащил с себя мундир вместе с рубахой и, отбросив их в сторону, подхватил Вайолет на руки.
— Нет, не гаси свечи, — попросила она, стоило одарину опустить ее на постель и повернуться к стоящему на столе подсвечнику. — Хочу видеть тебя настоящего. Моего Айта. Скажи мне, что ты мой, — нежно задевая губами его плечо, шею и добираясь до губ, выдохнула Фиалка.
— Твой, — нависая над любимой и зарываясь ладонями в ее рассыпавшиеся по подушке волосы, прошептал Айт. — Весь без остатка.
Ее взгляд звал одарина в бездну — жаркую и безысходную. Неотвратимо затягивающую в свою глубину. И только она могла дать Айту то, в чем он так нуждался: ощущение, что он жив. Что способен замирать от нежности, сплетая тонкие полупрозрачные пальцы Фиалки со своими мозолистыми и грубыми, стыдясь собственного несовершенства.
В ее глазах жила другая реальность. Мир без страданий и боли. С сиреневым закатом и вечным звездопадом. Там он дышал ее вздохами, целовал гладкие плечи и умирал в сладкой агонии, понимая, что не может насытиться хрупким податливым телом любимой женщины.