– Оливия! – Алекс протянул мне руку, помогая забраться на край крыши. – Ох… как так я не рассчитал?
– Еще бы чуть-чуть, и я снова бы превратилась в котлету, – проворчала я, поправляя маску. – Дальше?
– Подожди, ты только что чуть не свалилась вниз! Как себя чувствуешь, голова не кружится?
Я отмахнулась и схватилась за его вспотевшие от страха шершавые пальцы.
– Держись крепче.
Остальные прыжки дались легче, но на последнем я почувствовала, что энергия идет на спад: ноги и руки ужасно отяжелели, в ушах тоненько запищало. Я едва не разжала пальцы, и Алекс судорожно схватился покрепче. Время словно превратилось в студень.
Алекс неловко приземлился на ноги, а я – на живот, пропахав им крышу и содрав с ладоней кожу. В кишках вспыхнула острая боль. Где-то совсем рядом шаркнули ботинки.
– Ты как? – Алекс пощупал мой пульс. – Ты сильно ушиблась?
– Я… да… я… больше не прыгну…
– Нам осталось только спуститься с крыши, Лив, – прошептал Алекс, поднимая меня на руки. – Последний рывок. Напрягись, чтобы я смог тебе помочь.
Я представила, что под нами не воздушный океан, а безопасная люлька. Она опускалась все ниже, ниже, только волосы вяло лизали лицо. Я приоткрыла глаза и увидела, как над головой Алекса вырастает здание: один этаж, два, шесть…
– Ты умница, – прошептал он, и я тайком улыбнулась в маску.
Когда ноги Алекса коснулись асфальта, я смогла расслабиться. Все пережитое навалилось с новой силой. Спазмы скрутили живот, но рвоты не было – я не ела несколько дней.
– Теперь Майло.
Имя прозвучало резко, как свист хлыста. Алекс сочувственно погладил меня по плечу и аккуратно поставил на ноги.
– Это должно быть рядом. – осмотрелся Алекс. – Не думаю, что этот урод будет стоять на входе, он с какой-то девушкой. Интуиция подсказывает, что…
– Что?
– Что они уединились за кафе, – хмыкнул Алекс. – Видишь, я все еще помню свои юношеские бесчинства. Ладно, идем. Надо спешить.
Он пошел вперед, покачивая сиреневым хвостом. Я двинулась следом, держась в паре-тройке шагов и размышляя об этих «бесчинствах». Интересно, как ее или их звали? Они были красивыми? Наверняка красивыми. В подростковом возрасте людей интересует больше внешность, нежели внутренний мир: красоткой можно похвастаться перед друзьями, как позже хвастаются машинами и работой, и неважно, что ты, может, и имени ее не помнишь. О, это женское свойство – вставлять в задницу крохотной сардинке соломинку и дуть, дуть, дуть, пока не получится кит.
– Чувствую его запах, – прошептал Алекс. Действительно, вокруг разливался запах пота и жвачки с ментолом. – За стеной…
Мы осторожно вышли за угол кирпичного здания, на пустырь, заставленный мусорными баками. Моргающий фонарь осветил интересную сцену: мужчина и худосочная брюнетка предавались кратковременной страсти прямо в переулке. Я успела подметить глупые и бесполезные детали: на правой щиколотке девушки поблескивал золотой браслет; по стройному спортивному бедру тянулось дерзкое тату, имитирующее кобуру; бретель белого топа соскользнула с загорелого плеча.
Алекс сделал шаг вперед; подошва скрипнула, наткнувшись на кусочек кирпича. Девушка вздрогнула и повернула к нам осоловелое лицо.
– Кто это? – произнесла она грудным голосом.
Майло повернулся. В его темных глазах вспыхнула догадка. Бородка дернулась, губы раздвинулись в ухмылке.
– О, у нас гости! – воскликнул он, благовоспитанно натягивая штаны. – Рад вас видеть, очень рад.
– Что за фигня? – спросила девица, в ее голосе уже не было томности. – Кто это?
Майло не удостоил ее даже взглядом. Он таращился на нас и жутко улыбался. Я оглядывала его идеально сидящий костюм, чистые даже после валяния на грязном асфальте брюки, серый галстук в темный ромбик. На безымянном пальце красовался серебряный перстень с сапфиром, ограненным так, чтобы любой блик превращать в звезду на сияющей поверхности.
– Что, будем играть в гляделки или у вас ко мне какое-то дело? – осведомился Майло, поправляя часы на запястье, покрытом курчавыми рыжеватыми волосами. – Учтите, слово – серебро, молчание – золото, а время не поддается валютной оценке.
Алекс шагнул вперед, и в воздухе вокруг его рук закрутились лепестки опадающей кожи, обнажающей лапы имаго. Его глаза налились алым свечением, отчего гипсовая мертвенно-белая маска стала казаться лицом какого-то адского существа.
– Драться хотите? – нисколько не смутился Майло. – Жаль, я во всем чистом…
– Эй! – Девица вскрикнула, увидев, как начали облезать и его руки. – Ты что, ты не…
Раздался влажный удар. Лапа Майло уперлась в стену над телом полураздетой девушки, дергающейся в конвульсиях. Из-под когтистых пальцев сочились алая кровь и внутричерепная жидкость, почти незаметная в темноте.
– Ну вот… – вздохнул Майло, опуская лапу. – Эта сука мне костюм испачкала перед смертью.
Он склонил голову набок и сунул окровавленный палец в рот. Страшные глаза испускали красноватое свечение, гораздо более жуткое, нежели у Алекса.