Я потрясла головой и, пытаясь прогнать наваждение, ущипнула себя за щеки. Чары рассеялись, но в темной комнате я все равно услышала хруст ломающихся костей и отдаленный протяжный крик.
Несколько часов прошли быстро. Обрывочные видения говорили о том, что Алекс вот-вот вернется: шагающие ноги, свет фонарей, темные переулки – все это напоминало просмотр фильма на пьяную голову. Видимо, Алекс настолько устал, что не запоминал маршрут, отдавшись «автопилоту», встроенному в каждую человеческую голову.
Когда дверь в квартиру отворилась, я даже не обернулась. Раздались тихие шаги, диван рядом просел. В нос ударил целый букет запахов: от Алекса несло кровью и потом, сексом и мертвечиной. Я все-таки взглянула на него.
– Ты охотился?
Тишина. Кажется, он усмехнулся. Раздался сухой шорох – с головы сполз капюшон.
– Нет. Зашел в «Макдональдс», съел два чизбургера, выпил молочный коктейль и заказал салат с тунцом.
– Врешь. – Я вздохнула и откинулась на спинку дивана. – У тебя на рыбу аллергия.
– И вправду… – вздохнул Алекс. – Я так давно не ел рыбы, что совсем забыл.
Он сгорбился и нахохлился, поджимая к груди колени. В целом он выглядел сейчас довольно жалко. Я хмыкнула:
– Алекс?
– М-м?..
– От тебя
Он поднял голову и уставился на меня. Его глаза блестели в слабом свете уличных фонарей; на щеке залегла ямочка – то ли от ухмылки, то ли от недоуменной мины.
– Тебе надо помыться, – повторила я. – Пойдем.
Он молчал. Я схватила его за мокрую липкую руку и потянула на себя, стараясь не перепачкаться в приторно пахнущей крови.
– Я не хочу, – запротестовал он, но замолчал, получив тычок в спину.
Я завела его в ванную комнату и заперла дверь. В безжалостном свете лампы Алекс выглядел ужасно: усеянная багровыми пятнами и грязью одежда, кровавый след от подбородка к горлу. Он изумленно следил за тем, как я протираю большой губкой ванну, смывая с нее волоски и грязь.
– Ты так и будешь действовать мне на нервы? – рассердилась я, увидев, как он застенчиво ссутулился.
Алекс упирался. Я схватилась за бегунок на молнии его толстовки и потянула вниз. За распахнутой толстовкой последовали футболка и джинсы. Теперь Алекс стоял передо мной почти голый, неуютно поджимая пальцы ног.
– Трусы-то снимешь сам? – сурово поинтересовалась я, трогая воду в ванне локтем. – Или опять как ребенка раздевать?
Белье отправилось в корзину вслед за остальной одеждой, а сам Алекс осторожно сел в ванну, упираясь в бортики руками.
– Горячо!
– Не выдумывай! – Я намылила мочалку-варежку и грубо растерла ему плечи, смывая грязь. – Сиди смирно.
Алекс замер, низко опустив голову и завесившись волосами, пока я старательно его терла, требуя вытянуть то одну руку, то другую. Ничего интимного – я хотела смыть с него не только грязь и кровь, но и последствия этого ужасного дня. Этой ужасной жизни.
– Знаешь, – произнес Алекс, – в последний раз меня вот так мыла мама, когда мне было четыре года. Ты на нее очень похожа.
Я ополоснула потемневшую мочалку под струей проточной воды в раковине. Когда алчное хлюпанье слива стихло, я обернулась и задала вопрос – один из тех, что задают на первом свидании. Ну, обычные люди задают.
– Расскажи мне о себе.
– В человеческой жизни я работал в транспортной компании. Следил, чтобы автомобили и вагоны достигали пункта назначения максимально в срок. – Алекс послушно поднял голову, когда я принялась намыливать его волосы. – Мне нравилась эта работа – упорядочивание, распределение и планирование…
– Звучит отвратительно.
– А ты так и работала официанткой?
Я с силой скребнула ногтями по голове Алекса. Он вздрогнул.
– Не всегда. До того как стать девочкой на побегушках, я была секретарем в одной бумажной конторе.
Алекс усмехнулся и посмотрел на меня. Я не улыбнулась в ответ, но было что-то в его взгляде, от чего ледышка в сердце подтаяла.
– Бумажной?
– Ну… – взмахнула я мокрой рукой. – Одна из тех, в которых все что-то делают, а что – непонятно. Меня уволили, чтобы принять на мое место другую. Кажется, это была дочь коммерческого директора.