Imago (СИ)

Харли хихикает, представляя себе эту красочную картинку. Ей должно быть страшно, а она хихикает. В самый раз для Аркхэма.

Перестрелка начинается снова, и за стенкой частит пулемет, выбивая каменную крошку и растрясывая старую кладку довоенных времен. Это здание такое старое, что оно пережило несколько поколений безумцев, но даже ему не выдержать Джокера.

Джокера не выдержит никто.

Она знает, что он совсем близко. Это он сейчас разрушает тюрьму, в которую его запрятали, вместе с его стражей.

Наконец звуки выстрелов затихают, и на Харли обрушивается тишина. Мертвая, причем в буквальном смысле. Из-под двери медленно растекается здоровенная красная лужа, больше похожая на пруд, а дверь натужно скрипит, вися на соплях.

Это Джокер, и он выходит наружу, довольный, безмятежно-счастливый, весь покрытый чужой кровью. С головы до ног, как будто купался в ней. Мурлыкает себе под нос какую-то детскую песенку из игры в вышибалы, дирижируя сам себе пулеметом.

— Привет, доктор Квинзель, — он отвешивает ей комично-пафосный поклон, — отличное утро, не правда ли?

Его туфли, те самые, что она пронесла сюда и оставила в пакете вместе с одеждой, шлепают по кровавой луже, поднимая брызги.

— Береги голову, куколка, — подмигивает ей Джокер. — Ты же знаешь, как ее легко потерять, — и он с наслаждением опускает каблук на остатки хребта, торчащие из мяса, всего пару минут тому бывшего человеком.

Он уходит. Насвистывая фальшивый мотивчик, хихикая и бормоча себе что-то под нос.

Уходит так спокойно, как будто это не она помогла ему, не купленный ею пулемет сейчас в его руках. Его спина, запятнанная кровью, кажется издевательством.

***

Через два часа в Аркхэме больше мертвецов, чем живых. Джокеру мало побега, ему не так важно трястись за собственную шкуру. Зато веселье… хаос — это то, чем он питается. То, ради чего живет.

Коридоры заполнены телами, стонами и россыпью кровавых пятен. Среди них большинство в белом, а вот пациенты живы. И сейчас бродят по коридорам, напоминая яростные тени. Тени, которые рады бы выбраться из Аркхэма, но не осознающие, что он на самом деле стал их домом. Что они вросли в него с ногами и руками, так что им некуда деваться.

Разве что уничтожать. Вот это они умеют.

Доктор Харлин Квинзель им интересна, как может быть интересна жертва, да еще красивая, молодая и свежая. Так что первый же удар чуть не отправляет ее в нокаут, и это больно. Это ужасно больно.

Харли пинается и кусает руки, обхватившие ее лицо, она вонзает каблук в чужую ляжку и яростно сражается за свою жизнь. К концу схватки на ней больше не остается халата, только синяя блузка и юбка с надорванным подолом. И сама она больше похожа на сумасшедшую, с всклокоченными волосами и бешеным взглядом, чем на доктора. А вот собиравшийся изнасиловать ее — мертвее мертвого.

Совет Джокера насчет ручки оказался удивительно ценным.

Хотя трупы сейчас волнуют ее меньше всего. Она идет по кровавым следам Джокера, напоминая девочку из его же сказки, усыпавшую себе дорогу прядями отрезанных волос, чтобы не заблудиться. В его версии, гораздо смешнее той, что рассказывают детям, когда больше не осталось волос, пришлось рубить пальцы.

Она переступает через искаженные посмертной гримасой лица тех, с кем работала. Здоровалась, перешучивалась на пересменках, болтала за чашкой кофе.

Они все мертвы из-за нее. По одной красивой дыре в телах на каждую пулю, что она пронесла с собой в сумке.

— Постой… — она замечает тень, насыщенную зеленцой. Она тянется за своим хозяином как приклеенная, ныряя под своды старого корпуса, где находятся процедурные. — Мистер Джей…

Она боится называть его Джокером. Сейчас, когда он свободен, ему страшно перечить. Или даже не так посмотреть.

— О, ты еще жива, тыквочка, — оглядывает ее Джокер, останавливаясь. У него больше нет пулемета, вместо этого пистолеты в кобуре, по одному на каждую руку. Красивые блестящие, наверняка принесенные кем-то из его друзей, что стоят в отдалении, прислонившись к шкафчикам в холле. Они пялятся на нее совсем без интереса, как и полагается верным псам рядом со своим хозяином. — А вот это отличный сюрприз.

Его окровавленные руки тянутся к лицу Харли, проходятся по щекам и губам, словно запоминая каждую черточку, и мажут холодным красным. Теперь она под стать ему — вся в чужой крови.

— Пожалуйста… — она шепчет, сбиваясь, потому что ей слишком страшно. Он пугает ее.

— Пожалуйста, что? — переспрашивает Джокер.

— Забери меня с собой, — умоляет Харли. Его руки в крови, но они теплые. И гладят с такой осторожностью, будто она драгоценная вещь, которую страшно испортить. А еще сейчас он уйдет сквозь пролом в стене, затеряется в темноте Готема, и она его больше никогда не увидит.

Останется одна вместе со всеми этими трупами, ну и теми выжившими психами, которые с ней церемониться не станут. Придушат или изнасилуют. Или первое сразу после второго.

— Пожалуйста, — Харли, наверное, на колени стать готова, только бы он понял ее. Она боится Джокера, но еще страшнее остаться без него.