– Смею. Я дворянин. А вы… а кто вы такой? Вы даже не третье сословие. Роялисты они ж не либералы, они не признают таких вещей, как свобода, равенство. Вы роялист, вы избыток свободы бедой считаете, но вы при этом сами черт знает кто в роялистских понятиях нашей кастовой сословной принадлежности. Вы понимаете, мсье, о чем я? Вот прикажу я, русский барин и дворянин, выдрать вас на конюшне своим стражникам. Снимут они ваши атласные панталоны и выдерут как сидорова козла. И мне ничего за то не будет, потому что я в своем сословном праве – в суверенных монархических понятиях. Мы же не демократы какие-нибудь здесь, помилуй бог!
Клер подумала, что Байбака-Ачкасова сейчас хватит удар. Он снова изменил цвет, как хамелеон – теперь смертельно побледнел от нанесенных оскорблений.
– Я вас вызываю, граф. Дуэль! Сегодня же я пришлю к вам секунданта! Сей же час! Стреляться!
В ответ Евграф Комаровский сгреб его за алый бешмет, тряхнул, как куклу.
– Хорошо. Я, возможно, доставлю тебе такое удовольствие, потешу твое тщеславие, – пообещал он. – Но сначала или выбью из тебя плетьми дух, или ты мне все скажешь. Выбирай: порка на конюшне, о которой мои стражники всем расскажут потом – как тебя выдрали вожжами в лучших традициях твоего благодетеля Карсавина. Вечный позор – потому что весть сия сразу облетит не только Одинцовский уезд, но и до Петербурга, до Зимнего дворца доберется. Ну и на Кавказе тоже узнают – ах, ах, такой пассаж… такая катавасия, был подвергнут телесным наказаниям… Либо сей расклад, либо другой: ты отвечаешь правдиво на мои вопросы. А я потом встаю под твои пули к барьеру – то есть принимаю тебя за равного себе в вопросах чести. Ну?! Что выберешь, Мармот?
– А у меня сейчас выбора нет. – Байбак-Ачкасов, оскорбленный, неукротимый, прожигал Комаровского насквозь пламенным взглядом. – Задавай свои вопросы, жандарм, сатрап! А потом я тебя убью!
– Тринадцать лет назад в мае – в тот самый день, накануне убийства твоего благодетеля, видели тебя в барвихинском трактире в компании Соловушки и Зефира, сговаривались вы о чем-то. Ты мне об этом в первую встречу нашу не сказал. А они жандармам лгали, что их вообще в Одинцове не было в тот день. Имелась причина у них для лжи, значит? Они тебя покрывали?
– Не покрывали они меня! Соловушка и Зефир всегда лишь во всем одну выгоду для себя видели.
– А я вот думаю, ты подговорил их благодетеля своего прикончить. А потом позже, зимой, и с ними расправился, инсценировав все под художества Темного в обличье беса лесного.
– Да в убийстве Карсавина и лакеев и во всем остальном младший Черветинский признался! Об этом весь уезд судачит со вчерашнего дня!
– Гедимин в те времена мальчишка был, а ты взрослый жук – карьеру в Петербурге строил, чины уже хватал, интриги плел.
– Волчонок он был бешеный, а братец его Пашка и того хуже, на войне он у Фигнера в партизанах французов пленных на деревьях за ноги вешал! – Байбак оскалил мелкие белые зубы. – А насчет того дня в мае, да, я действительно встретил случайно в трактире…
– Не лги! – загремел Комаровский.
– Не случайно, ладно… Я им писал, несколько писем послал. – Байбак-Ачкасов сменил тон. – Я им платил деньги за сведения. Карсавин был болен и безумен. Он потерял всякую осторожность. Он вел себя как опасный сумасшедший. А я… я знал, чем такое мне может грозить в Петербурге. Выплыви все наружу, злодейства Карсавина в оранжерее и в павильоне, мне, его воспитаннику, да еще чужеземцу, не видать ни службы в Государственном совете, ни карьеры. Выгонят меня, потому что репутация пострадает катастрофически. Я нанял этих двух лакеев, чтобы они докладывали мне еженедельно о том, что происходит в Горках, концы прятали в воду, как могли сдерживали этого психопата – моего приемного батюшку! Я его не убивал, мне не нужно было так рисковать – пойми ты это, граф. Убийство – всегда риск большой. И последствия непредсказуемые. А Карсавин со дня на день и так мог умереть от сифилиса. Надо было лишь подождать и постараться минимизировать риски. Чем я и занимался.
– О чем шла речь у вас в трактире? К чему ты лакеев подговаривал, если не к участию совместно в убийстве?
– Я их хотел перехватить еще в Москве, когда ехал из Петербурга по вызову Карсавина. Они же отправились, как сами мне написали, в Москву за покупками и за обновками для барского гардероба. Но у меня ничего не вышло, когда я приехал из Петербурга, я их не нашел на постоялом дворе. Они потом мне сказали, что у них была встреча с одним человеком.
– С кем?