За пару часов до описываемых событий скампучийский диктатор и командир кровавых красных скхмеров товарищ Пол Скот принимал в своем дворце лидера сяфриканской революции товарища Жана Сбокассу. В подарок скампучийскому другу сяфриканский гость привез пару контейнеров хомосапиенсятины под видом отборной мороженной мамантины. Пол Скот не остался в долгу — он подарил своим дорогим гостям пару тонн свежесвяленных муравьиных ляшек, производимых эскадронами смерти красных скхмеров из подручного материала. Однако, это происшествие никакого отношения к нашему повествованию не имеет, и мы не будем больше упоминать о нем…
ГЛАВА 10
«Тот, кто не умеет смеяться, сам себя оплакивает»
Се Дук Сен.
Сидевший один в темной камере, Василий Иванович думал о чем-то своем, когда уловил неясный звук. Василий Иванович прислушался — на миг ему показалось, что за стеной слева раздался какой-то металлический скрежет. Вдруг из стены появился свет — огонь факела. Какого же было разочарование Василия Ивановича, когда он увидел, что факел держит в руке подлец Оглоблин. Но, опустившаяся было до уровня зеро, надежда вновь возымела потенцию, когда он услышал голос Анки.
— Бедный!.. Бедный Василий Иванович!.. — вскрикнула Анка и кинулась к нему.
Василий Иванович стильно прижимал к себе Анку, она же упершись об него локтями оглядывала камеру.
— А где же Петька и Дуля? — спросила она.
— Вот он и свинарь Клизмук только что увели их, — ответил Василий Иванович, указывая на Оглоблина.
— Где Петька? — пойманная в объятье Василием Ивановичем, Анка спросила Оглоблина.
— Я весь день был с тобой, — ответил Оглоблин, — ты не видишь, что он заговаривается.
Василий Иванович же в этот момент так расчувствовался, что даже ненароком всплакнул. Пока Василий Иванович проявлял по отношении Анки свойственное человеческой натуре чувство привязанности, Борька Оглоблин воспользовался ситуацией и сбежал: он прошмыгнул по стене к невидимому лазу и нырнул в него — лишь послышался металлический лязг закрывающейся дверцы.
— Вот сука! — всплеснула руками Анка и стала шарить в темноте руками по стене, в надежде найти выход. Однако, тайный ход находиться никак не желал.
Внезапно в коридоре послышались шаги, и вскоре в замочной скважине загрохотал вставленный кем-то ключ. Анка поспешила спрятаться за широкой спиной Василия Ивановича. Дверь в камеру слегка распахнулась, и по полу, по направлению к Василию Ивановичу, проскользнула пнутая кирзовым сапогом миска с дурнопахнущей баландой.
— Жри! — раздался голос старшего ефрейтора Клизмука. — Сегодня в полночь мы тебя того!.. И дружков твоих тоже!.. — гоготнул Петрило, после чего захлопнул дверь, не забыв закрыть ее на замок, и удалился, шаркая ногами, по длинному коридору подземелья.
— Блин! — тихо воскликнул Василий Иванович, обращаясь к Анке. — Они же тогда и тебя убьют! Блин!.. Слушай, а может, перед смертью мы с тобой того?.. — и Василий Иванович сделал весьма характерное движение обеими руками.
— Чего того? — не поняла Анка. — На лыжах что ли покатаемся? Ты уже точно рехнулся здесь!
— Да какие к черту лыжи!.. Я про… про… Я про коитус имею ввиду!..
— Ах, ты кобель старый! — разозлилась Анка. — Нас через несколько часов повесят или еще чего, а ему лишь бы потрюхаться, кобеляке!
Анка обиженно отвернулась к стене и заплакала, причитая:
— Где же мой бедненький Петька?!
***
Когда, понукаемые Оглоблиным 2 и Клизмуком, Петька и Дуля подготовили место для жертвоприношения, Оглоблин 2 приковал их, поленившись отвезти в камеру, прямо в тёмном коридоре, и затем отправился к Хеорасю, который, приговорив очередную бутылку старого английского бренди, возлежал на, еле выдерживавшим его вес, княжеском ложе.
— Отче Хеорась Ундгерднович, всё готово! — сказал подобострастно Оглоблин 2, появившись перед патроном. Тот, кряхтя, поднялся, опираясь на Оглоблина 2, и они спустились на первый этаж. Оглоблин 2 шёл впереди, держа в руках факел. Когда они проходили мимо Петьки и Дули, Хеорась остановился и обнял их как родных и дорогих гостей, по которым он, жуть как, соскучился и сказал:
— А почему эти бедненькие здесь маются? Отведите их в камеру, пусть хорошенько отдохнут.
Клизмук кинулся исполнять приказ Хеорася, а Оглоблин 2 и Хеорась вошли в залу для жертвоприношений.
На полу в центре залы была начертана пентаграмма, посередине которой, на надгробной плите, лежали перекрещенными святые символы — серп и молот. Узкие окна были занавешены пунцовыми шторами, на которых белой краской были написаны различные сатанинские заклинания — «Слава КПИСУС!», «Решения съезда партии — в жизнь!», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» и многие другие.