Именем Революции или Брудущим в назидание

Ёберия, поигрывая ледорубом, смотрел пристально в глаза Троцкого. Они были не в силах оторвать взгляд друг от друга, как кролик не может оторвать свой взгляд от удава, который давит другого кролика. Поэтому и не удивительно, что ни Ёберия, ни Троцкий не заметили, как в потолке вагона приоткрылся люк, в который влетела шашка с удушаемым газом. Уже через три секунды Ёберия и наркомвоенмордел лежали распростёртыми на полу штабного вагона. Еще через несколько секунд через люк в вагон спустился человек, чье лицо было скрыто под маской портативного противогаза.

Спрыгнув на пол, человек первым делом поднял оброненный товарищем Ёберией ледоруб и с силой вонзил его в череп товарища Троцкого. Вторым делом человек в противогазе вытащил из вагонного камина увесистую кочергу, рукоять которой была отлита в виде головы лошади. Вошедший размахнулся и проломил череп лежащему в беспамятстве наркому Ёберии лошадиной головой. Сделав свое черное дело, человек в маске вытащил из буфета бутылку сямериканского бурбона и, опустошив ее из горла, аккуратно поставил на место. После этого незнакомец в маске подпрыгнул, схватился руками за край люка и через секунду его уже не было в вагоне.

Никаких следов профессиональный убийца после себя, разумеется, не оставил, лишь слабый, едва различимый только самыми чуткими спектрометрами, запах масляных красок, используемых художниками–арьергардистами, витал в воздухе вагона.

На следующее утро Кобе доложили, что неизвестным убийцей, присланным, по всей видимости, странами Сантанты, были убиты нарком НКВД Ёберия и наркомвоенмордел Троцкий. Объявив в стране трехдневный траур, Коба приказал найти убийцу и сослать его в урановые рудники на Сахаляску. По окончании траура, решением Политбюро, состоялись похороны Ёберия, чей прах был захоронен в стену Новодонского монастыря. Тело же наркома Троцкого было утеряно и по ошибке отправлено авиапочтой в Смексику, где и захоронено во дворе какого-то дома в Койокане.

***

Уже через двадцать минут после побега, перепачканные антикварным навозом, наши герои вылезли из лаза канализации на лесную полянку, где их ждали скорейские следопыты товарися Чаво Саня и товарисика Пян Се. Рядом паслись, ведя оживленную беседу, полковой ослик Гном и кобыла Королева Анастасия. Наспех умывшись из ручья, герои нашего повествования, уж, было собрались отправиться в путь, как вдруг с криками «Порублю, суки!» на поляну вылетел маршал кавалерии З. А. Бубённый. Босой, в одних кальсонах и майке, с развивающимися по ветру усами и растрёпанной прической, маршал лихо крутил двумя шашкам, готовый вступить в бой с несметными полчищами врагов.

— Но-но, друже… — успокоил боевого товарища Командарм. — Все позади, все целы… Но пора, однако, выбираться отсюда подобру-поздорову…

Маршал Бубённый, лихо всунул шашки в ножны и стал озираться по сторонам, ища кого-то. Вдруг маршал увидел Петьку и, распахнув объятия, кинулся к нему, отчего Петька слегка струхнул и было собрался дать деру от этого сбрендившего маршала. Однако, маршал просто обнял Петьку…

— Сынок!.. Кровинушка моя! — приговаривал маршал, лобызая бойца Петьку.

Остальные с удивлением смотрели на происходящее. Первым пришел в себя Командарм:

— А я давно подозревал… Как ни приеду в кавполк, как ни увижу Петьку, так и думаю — ну, кого же он мне напоминает?.. Морда-то знакома, будто из одной лоханки хлебали. А оно воно как… Да…

— Не понять тебе, Андрюша, отцовских чувств… — сказал маршал Бубённый Командарму, отрываясь от сына. — Просто ты не женат и не имеешь детей…

— Ну, почему же, друже?.. — возразил Бубённому маршал Сечка. — У меня двое детишек — мальчик и девочка. Помнишь лет много тому назад я был в Северной Скорее военным советником у Се Дук Сена? Так вот… Тогда-то у одной пламенной скорейской революционерки и просто красавицы Ы Пат от меня родились двойняшки. Ы Пат и была моей женой… Военно-полевой женой… Эх, жаль, что потом мою любимую Ы Пат сяпонские интервенты расстреляли… Она, как сейчас помню, тогда отправилась вплавь через Амноган к сяпонцам в тыл — на разведку. Разделась она, значит, представ передо мной полностью обнаженной, как Афродита, связала одежку в узелок и поплыла. А узелок тот волной у нее из рук и выбило… Вот и попала она в плен к сяпонцам в чем мать родила… Поймали, значит, ее сяпонцы и, как была она голой, так голой и привели бедную мою Ы Пат на допрос. «Где секретные документы?» — спрашивают сяпонцы у Ы Пат. Она и ответила им, типа, где-где… Ну, ты сам знаешь — где… Сяпонцы проверили — и точно там! Ну, а дальше ты и сам понял, что было… А потом сяпонцы ее расстреляли… Так нам доложил скорейский резидент «Микадо», засланный в Сяпонию.

— А дети?.. — удивился маршал Бубённый. — Их тоже сяпонцы поймали?

— Да, нет, слава богу! — радостно отозвался Сечка. — Живы они! И сынок мой Ы Пун жив! И доченька Ы Пёх жива! Да вот же она! — Командарм показал в сторону сидевших на еловом бревне скорейских следопытов.