Иметь и не потерять

Затихла, захолодела душа Клавдии от невосполнимой потери, непреодолимого горя. Ни на работе, ни дома не видели теперь ослепительной Клавдиной улыбки. Ее лицо будто окаменело: не стало в нем ни живинки, ни кровинки. Лишь дома, среди дочерей, нет-нет, да и проявлялся в Клавдиных глазах некий интерес к жизни. Они – три ее дочери, теплили сердце, давали силы на дальнейшее житье. В них, и только в них, теперь видела Клавдия смысл жизни. Но прошло всего полгода, как схоронили Скачкова, а Настя засобиралась замуж. И это бы ничего, лишний рот и лишняя обуза откатывались от Клавдии: Настя уходила в дом к жениху – но не приняла душа Клавдии будущего зятя. Выяснилось, что он болеет туберкулезом легких. Именно его нездоровый вид и насторожил Клавдию при первой же их встрече. Да разве молодежь слушается своих родителей?! Как ни отговаривала она дочь от замужества, мотивируя и поспешностью решения, и необходимостью учиться дальше, и ранним возрастом, и опасением за ее здоровье – чахотка могла быть и заразной – Настя все отмела одним махом: я беременна. Когда, как она проглядела дочь? Клавдия терялась в предположениях, но поняла, что причиной свершившегося позора стал ее недолгий откат от жизни: отключилась она на какое-то время от житейских проблем, откачнулась от дочерей, отвела глаза – и вот результат. После этого удара еще большая неприязнь устоялась у нее к зятю: «Воспользовался, подлец, глупостью девчонки и моим горем…» Одно, хоть немного, утешало Клавдию: с уходом Насти из дома не маячил зять на глазах, не кашлял…

5

Пару дней Вика ничего не говорила матери про свой разрыв с Плахиным: приехала, мол, погостить, и все. Но Клавдия по поведению дочери, по ее тревоге в глазах заподозрила что-то неладное – жизнь-то ее покатала предостаточно, чтобы понимать людей, и Вика призналась в своем семейном обвале, утаив лишь истинную причину происшедшего.

– Я Николая знаю, – хмурясь, ломала черные дуги бровей Клавдия, с трудом сдерживая гнев, – не мог он просто так угрожать тебе, запить, забуянить. Что-то ты скрываешь. Дыма без огня не бывает. Да ладно, коль не считаешь нужным матери открыться – узнаю правду от Николая… – И, возможно, она бы и уладила их семейную жизнь: но Плахин появился в городе как раз в то время, когда Клавдия была на работе.

Вика увидела его в окно, заметалась по квартире, побледнела, и дверь ему открыла Эмма.

Угрюмый и небритый, опухший от похмелья, предстал перед ними Плахин. Поздоровался и, не ожидая приглашения, опустился на стул.

Вику прошибла неуемная дрожь. Она с нескрываемым страхом смотрела на мужа и молчала.

– Оставь нас одних, – попросил он Эмму, облокачиваясь на свои колени.

Та приглядывалась к нему с нескрываемой неприязнью.

– Ага, натворите еще что-нибудь.

– Поговорить надо! – сказал, как отрубил, Плахин.

И в мыслях, и в чувствах у Вики царил метельный хаос. Она не испытывала к Николаю ни сочувствия, ни ненависти, ни, тем более, жалости или сердечного тепла – и не знала, как повести себя, как ответить.

Эмма захлопнула за собой двери в другую комнату, и с полминуты они молчали: Вика – в тревоге и неразберихе чувств, Плахин, вероятно, собираясь с духом и подыскивая нужные слова.

– Ты чего уехала? – осевшим голосом, глухо спросил он, не поднимая головы.

Вика натянуто усмехнулась. Вопреки истине и здравому смыслу, подспудно плеснувшимуся где-то в глубине сознания, она почему-то решила разыграть из себя невинно обиженную.

Николай вскинул голову.

– Никто тебя не собирался резать.

Она покривила красивые губы.

– А кто по соседям с ножом бегал? Кто искал несуществующих любовников?

– Дома разберемся, – не стал вдаваться в подробности Плахин.

– Нечего разбираться. Мой дом теперь здесь, – невольно вырвалось у Вики. Она успокоилась, поняв, что Николай не собирается угрожать ей или выяснять истину, и гнула свое. Ненужный накат мыслей, неуправляемо наслаивался подобно снежному кому, падающему с горы, выплескивая чужие, губительные слова, и остановиться, погасить их у Вики не было сил.

– Не делай глупости, Вика. – Николай выпрямился. – У нас ребенок.

– Вырастет, не беспокойся.

Николай резко встал со стула, порываясь к ней.

– Не подходи! – вскрикнула Вика, глядя на Плахина со злым блеском в глазах. – Ненавижу! – Где-то, в тайниках души у нее все же тлела обида за то унижение, которое испытала она, прячась в подполе. Так же, как и Антону Шершневу, Вика не могла простить Николаю, пусть бессознательно, потерю своей болезненно уязвимой гордости, унаследованной от отца. Возможно, если бы не она перед ним, а он перед нею повинился за ту свою выходку, что-то бы и сдвинулось в психологическом настрое Вики, но он не сделал этого. Да и не мог сделать – правда с кривдой не сживаются.

Он как-то сник, постоял недолго и снова спросил изменившимся голосом:

– Ты это твердо решила?

Вика понимала, что переигрывает, перегибает палку, но не могла удержаться, словно ее подталкивала некая сила.

– Тверже не бывает!

Плахин сделал еще пару шагов к ней, вероятно, намериваясь сказать или сделать что-то важное, но Вика закричала: