Иметь и не потерять

– Эмма-а! Иди сюда! – Сестра тут же вынырнула из-за дверей, наверняка подслушивая весь их разговор.

Николай остановился, долгим прищуренным взглядом посмотрел на Вику и повернулся к выходу. Широко прошагав к дверям, он оглянулся и жестко сказал:

– Будь здорова! – Резко, рванув на себя двери, Плахин захлопнул их с громким стуком.

Зашлось у Вики сердце, словно в молниевой вспышке, прояснились мысли: что же я наделала?! Позвать! Вернуть! Но опять незримый тормоз загасил ее порыв: никуда не денется – попсихует и придет.

Но ни через день, ни через два, ни через неделю Николай не пришел. Несколько позже та самая, досужая соседка Татьяна, будучи по домашним делам в городе, нашла Вику и рассказала, что Плахина будут судить. Кто-то воспользовался тем, что Николай отсутствовал больше недели, заливая свою беду спиртным со старыми городскими приятелями, и каким-то образом погрел руки за его спиной – того и обвинили в крупной растрате денег.

Последний шанс был у Вики вернуть мужа, сохранить семью: надо было съездить на суд, рассказать о том, почему Плахин пустился в загул. Возможно, там и учли бы это обстоятельство, смягчили приговор. Но она не поехала, представив ехидные лица кое-кого из завистливых знакомых, и, прежде всего, бесцеремонной жены управляющего, и смалодушничала, а вернее – опять побоялась за свою гордыню, за возможность унизительного стыда, мнительную очевидность поступиться честью.

Кончилось это недостойное противостояние тем, что Плахина осудили на пять лет.

Узнав наконец правду, Клавдия почернела лицом и осунулась.

– Чего тебе не жилось? Чего не хватало? – корила она Вику. – Разве я тебя этому учила? На разврат нацеливала? И взбрыкивать еще удумала – Николая паскудно обвинила. Вот хватишь горячего до слез – тогда и узнаешь, как фордыбачить. Теперь-то что? Ртов только детских трое, да нас столько же. Эмка в институт поступила…

Психанула и Вика:

– Не бойся! На шее сидеть не буду! – Какое-то время таила она призрачную думку связаться с Шершневым – с ним попытать счастья, но та же Татьяна сообщила по телефону, что у Антона закончилась отсрочка от армии, и его загребают служить. Намекала она матери и про отца, но та даже обиделась:

– Мне скрывать от тебя нечего. Я все рассказала. А где он, что с ним – не знаю и знать не хочу! Как уехал – так и с концом: ни слуху ни духу, и ворошить прошлое, надеясь на что-то, нечего. Пустота…

И Вика пошла искать работу.

Тихие зеленые улицы были залиты обильным светом. На листьях деревьев искрились капельки росы. Влажный песок мягко вдавливался под каблуками. «Может, все к лучшему? – размышляла о своей судьбе Вика. – Найдется человек по душе, с достатком, положением. Не остарела же я, в конце концов, – всего двадцать два года исполнится. Дыши свободой, радуйся…» Но радости пока не было. Она проходила полдня, но то, что подворачивалось, не устраивало Вику. На заводы она не хотела соваться: не нравилась ей проходная система, машины, железки, шум, а в другие места образования не хватало…

Шли дни. Таяли надежды. Начиналось то, о чем предупреждала мать – душевные терзания и переосмысление своих поступков. И чем дальше – тем больше и болезненнее, чуть ли не до отчаяния.

– Говорила я сегодня с Тишковым, – смягчилась Клавдия, зная про долгие и многодневные поиски работы Викой. – Он теперь нашим трестом заправляет. В речное пароходство нужны официантки и буфетчицы, на пассажирские и грузовые суда…

Вика молчала, хмурилась, но обижаться на мать у нее не было основания.

– Это опять в буфет? В забегаловку?

– Кресло для тебя еще не приготовили, – рассерчала мать. – Думай, решай…

6

… Клавдия Петровна все глядела в окно: на широкие листья тополя, тихо качающиеся на ветках у самого дома, на высокое с густой синью небо, на пурпурный окоем – и ни то дремала, ни то погружалась в состояние странной потери реальности.

Первая внучка – первая радость. Тотошкала ее Клавдия до боли в руках, до крайнего душевного восторга. И снова беда – оправдались ее предостережения: всего-то два года протянул зять в семейной жизни и зашелся кровохарканьем – умер. Настя вернулась домой с двухгодовалой Полинкой, да еще и беременной. Слава богу, ни она, ни внучка не заразились опасной болезнью.