Иметь и не потерять

Вика сразу усекла, что не в скуке тут дело и не в жаре, но вида не подала, слушала его спокойно, хотя вся потаенно напряглась. А он говорил о реке, о навигационных премудростях, о команде… Просто, интересно. С того дня и начались у них визиты друг к другу, пространные разговоры. То капитан забежит к ней на пять-десять минут, то она к нему в свободное от вахты время. И странно как-то было: оба они понимали, что встречи эти подталкивают их друг к другу, что рано или поздно это подталкивание сблизит их до желаемого предела, но чего-то тянули, чего-то выжидали. И первым не выдержал, конечно, капитан. Он как-то на правах командира, зайдя к ней без стука в дверь и застав Вику в одном купальнике, не выдержал, сорвался, потеряв всякий контроль над собой, кинулся на Вику с неудержимой энергией. Она сразу почувствовала, в каких опытных руках оказалась, и перестала сопротивляться даже дли вида, в пределах обычного женского ломания.

Молодость есть молодость: встречи их стали жарче полуденного зноя. Оба они оказались жадными до любви, до ласок, до интимной близости. А еще через месяц, когда, выполнив рейсовое задание, теплоход возвратился на стоянку, они поженились.

Гордая и счастливая ходила Вика по улицам родного города под ручку с новым мужем. Обычно он надевал парадный китель, украшенный шевронами, фуражку с «крабом», она – лучшее платье. Неторопливо и весело прохаживались они по набережной, замечая, как оглядываются на них люди, как долго и завистливо провожают глазами. И гордыня Вики была удовлетворена целиком и полностью, воспаряла над всеми ее чувствами и мыслями. Смотрите, какая она красивая и какого мужа отхватила!

Однажды Вика увидела Гошу Бобылева. Он шел откуда-то в стеганке, мятых брюках, стоптанных ботинках, увидел Вику и остановился. Узнавать его было неловко. И она отвернулась, приклоняя голову к высокому плечу капитана.

* * *

Через год, весной, у них родился сын, и Андрей ушел в навигацию без Вики. Она аккуратно получала от него не только деньги, но и письма и целиком отдавалась сыновьям.

Сердце ее больше всего трепетало, когда она кормила грудью малыша Славика. Толя уже вовсю говорил, даже буквы начинал понимать кое-какие и как-то не так был дорог Вике, возможно, потому, что был взрослее, а возможно и негативная память о Николае на что-то влияла. Почти всегда при общении со старшим сыном безотчетные эмоции накидывали на Вику петлю неприятных воспоминаний, уносивших ее, вопреки желаниям, к Плахину. И нередко мелькала мысль: где он? Что с ним? Но только мысль, ничуть не задевавшая душу. Но были моменты, особенно в тихие вечера, когда солнышко скатывалось к крышам домов и устаивалось мягкое тепло, а городская сутолока спадала, рисовались Вике поездки с Николаем в деревню: песни во всю силу голосов, вольный размах степных просторов, искренняя сердечность его отца, родни… И тогда что-то ноюще-сладкое проявлялось в глубинах души, беспокоило, и Вика уходила от этих навязчивых воспоминаний как могла…

Но дети детьми, а вот к пеленкам-распашонкам и прочим детским «атрибутам» Вика относилась с некоторой брезгливостью. Их стирка, сушка, утюжение раздражали ее и выводили из себя, и мало-помалу Вика переложила эту неприятную работу на сестру и мать. Нередко она, вырядившись, павой ходила по центральным улицам города, заглядывала в магазины, кинотеатры, ловя любопытные, завистливые взгляды, и бальзамом на ее душу были и эти взгляды, и эти восторги, и возвращалась она с таких прогулок всегда веселая и несколько даже игривая.

Шли дни. Отлетели с деревьев налитые солнцем листья, в скверах догорали последние бутоны поздних цветов, за городом мягко занимались тихие, прохладные дни. И Вика до того затосковала, забродила в ночной бессоннице, скучая по мужской ласке, по острым ощущениям, что отпросилась у матери на два-три дня и последним теплоходом отправилась встречать Андрея.

Вечно захватывающая, неповторимая река взбудоражила Вику, наполнила свежим ощущением счастья, полнотой жизни. Целый светлый день любовалась она открывающимися слева и справа красотами крутых берегов, плавных излучин, просветленных островных чащоб, радуясь каждому знакомому причалу, каждой береговой деревушке…

Потухшим поздним вечером Вика сошла по сходням на высокий крутояр небольшой пристани. Сухогруз, которым командовал Чайков, должен был стоять у грузового причала, и она пошла туда.

За рекой, вся в темных пятнах, в желтых блестящих наплывах, тянулась к закату пойма, а впереди приветливо мигала недавно засветившаяся звездочка. Вика бывала на этой пристани и хорошо помнила, как выйти к причалу. Легко и радостно было у нее на душе. Мысли о встрече с близким человеком осветляли сердце. Вот сейчас, через десять – пятнадцать минут, она увидит шальные черные, с искоркой, глаза Андрея, обнимет его тугую шею и почувствует его сильные руки…