Иметь и не потерять

Время лечит, и Вика готова была простить мужу роковую измену, а вот он, вероятно, не простил той – ресторанной ночи со случайным мужчиной. Узнать о ней он мог запросто, найдя ресторан, в котором она выкаблучивалась. Капитан не только не приехал, но и не прислал ни одного письма. А еще через несколько месяцев пришла повестка в суд на заочное расторжение брака. Этого Вика никак не ожидала, но не бросилась ни каяться и просить прощения, ни выяснять отношений, а на всю свою натуру, на весь пылкий темперамент, загуляла, закружилась, завертелась…

В этом угаре она ни разу не выкроила время навестить мать и сыновей. Вначале она нет-нет да намечала время, когда это сделает, готовила себя к поездке, но всякий раз возникали непредвиденные препятствия: то на работе не отпускали, то с деньгами было туго, то какие-то неотложные дела наваливались. Потом такие мысли возникали у нее лишь в редкие дни угрызения совести, а со временем материнские чувства стали притупляться, сглаживаться, пока не отмерли. Но деньги, больше карманные, заработанные на чаевых или простых обсчетах глубоко подвыпивших клиентов, она продолжала высылать. Вначале сознательно, по зову сердца, а потом как бы по инерции.

Еще несколько раз она сходилась с мужчинами, пытаясь создать семью, даже в другие города переезжала, но браки разваливались. То из-за пагубного Викиного поведения, то из-за не менее пагубного ее пристрастия к алкоголю, то от такого же пристрастия партнера. Лишь редко, в минуты просветления, ее тянуло в родной город. Но ехать туда Вика боялась. Боялась ворошить прошлое, тонуть в бездне совершенных ошибок, сушить душу горечью воспоминаний, просто показать себя такой, какой она стала: матери, сыновьям, знакомым. Всякий раз, сравнивая себя настоящую с той Викой, которая гордо ходила по городу, красуясь дорогими нарядами, она до боли в сердце и ломоты в висках терзала себя острой горечью раскаянья и гасила возникающий при этом страх, как всегда, хмельным угаром.

В таком раскладе как бы чужой жизни поразительно быстро пролетело много лет. Дослужившись кое-как до начальника смены, Вика попала в тюрьму – за растрату, а потом и в психлечебницу. Вышла она оттуда глубоко больным человеком: и физически, и душевно…

* * *

Вика остановилась у знакомого сквера. Сквер был перепланирован, расширен и облагорожен. Мысли ее потекли к беспечным школьным годам, в юность и молодость – и слезы удушья застлали от Вики и зелень сквера, и разноцветье клумб, и дома: пусто в душе, пусто, ничего не осталось – одна пронзительная боль за нелепо пропавшую жизнь…

Она сделала еще несколько шагов. Широкая и светлая река открылась за деревьями. С особой четкостью, как в ослепительной вспышке, Вика вдруг увидела себя молодой и красивой, полной сил и надежд, и в тот же миг почувствовала острую, пронзительную боль в сердце – будто в него вогнали шило. Жар обжег ей грудь, как бы выплескиваясь наружу. Мелькнул зыбкий горизонт, густо залитый краснотой, и потух. Вика припала к первому недалекому дереву и потеряла сознание.

Через час она умерла в больнице от разрыва сердца.

Ее дневник

Одно лишь имя я твердить готов,

Когда я его вслух произношу,

Оно, как музыка, владеет мной,

И мне не надо музыки иной.

Филлип Сидни

1

Она приезжала к нему в мастерскую два-три раза в месяц и всегда сообщала о своем намерении по телефону – обычно за день до приезда. Этот день для него проходил томительно долго, в суетливой бессмыслице. Он погружался в сладостно-тревожное состояние и то начинал писать какой-нибудь не трогающий его сердце пейзаж, уносясь воображением совсем не в те красоты, которые хотел воспроизвести на холсте, то хватал глину и лепил нечто бесформенное, поскольку мысли роились не в творческой купели, а в грезах о предстоящей встрече с нею.