Иметь или быть?

Третий обнадеживающий момент, как ни парадоксально это звучит, я вижу в высокой степени отчуждения, характерной для большинства населения, включая его политических лидеров. Прежде мы говорили, что в «рыночной личности» жажда обладания трансформировалась: на первое место выступают такие поведенческие моменты, как стремление оптимально функционировать, реализовывать свою меновую стоимость, более ничего из себя не представляя. Отчужденному, рыночному характеру легче меняться, чем характеру накопительскому, который яростно сражается за свою собственность и в том числе особенно за собственное эго.

Сто лет назад, когда большинство населения состояло из «свободных индивидов» (граждан), главным препятствием на пути социальных перемен был страх перед утратой собственности и экономической независимости.

Маркс жил в то время, когда рабочий класс был единственным зависимым и, по мнению Маркса, наиболее отчужденным классом. Сегодня подавляющее большинство населения зависит от заработной платы; фактически все, кто работает по найму, зависят от работодателя. (А согласно американской статистике 1970 года, только 7,82 % от всего трудоспособного населения не работает по найму, то есть может считаться полностью «независимыми».) Это означает, что в Соединенных Штатах в рабочем классе определенно по-прежнему преобладает традиционный накопительский тип личности, и потому рабочие меньше готовы к социальным переменам, чем представители более отчужденного среднего класса.

Отсюда вытекают серьезные политические выводы.

Хотя социализм стремился к освобождению всех классов (к бесклассовому обществу), он нашел непосредственный отклик лишь среди неквалифицированных рабочих. Сегодня же рабочий класс составляет в процентном отношении еще меньшую часть населения, чем 100 лет назад. Чтобы прийти к власти, социал-демократы должны получить серьезную поддержку среднего класса, а для этого им пришлось убрать из своих партийных программ перспективу построения социализма и заменить ее либеральными реформами.

С другой стороны, когда социалисты провозгласили рабочий класс движущей силой гуманистического обновления, они неизбежно оттолкнули от себя все остальные слои общества, которые испугались, что рабочие могут лишить их собственности и привилегий.

Сегодня перспектива создания нового общества привлекает всех тех, кто страдает от отчуждения, занят наемным трудом и не имеет крупной собственности, то есть речь идет не о меньшинстве, а о большинстве населения.

Новое общество не представляет никакой угрозы собственности и ставит своей целью подъем жизненного уровня беднейших слоев населения. Не обязательно покушаться на высокие доходы руководителей, однако когда система начнет функционировать, они сами не захотят остаться в ней символическими фигурами из прошлого.

Наконец, идеалы нового общества не являются монополией какой-то одной политической партии: многие консерваторы еще сохранили свою приверженность этическим и религиозным ценностям, то же можно сказать о многих либералах и левых. Каждая партия в своей предвыборной кампании эксплуатирует гуманистические идеалы, убеждая избирателей в том, что только она отстаивает истинные ценности гуманизма. Но на самом деле человечество делится только на два лагеря, которые находятся «по ту сторону» от всех политических партий, – это ангажированные и безразличные.

Если первые освободятся от своих партийных штампов и осознают, что у нас всех – общие цели, тогда шансы на обновление общества заметно возрастут (особенно если учитывать, что население все больше утрачивает интерес к партийным лозунгам). Люди нуждаются не в лозунгах, а в личностях, которые обладают мудростью, твердыми убеждениями и решимостью действовать в соответствии с этими убеждениями.

Но даже при наличии рассмотренных позитивных факторов наши шансы на социальные перемены очень незначительны. Мы надеемся лишь на ту вдохновляющую силу, которая исходит от прекрасной идеи будущего общества. Можно заранее сказать, что нет никакого смысла предлагать ту или иную реформу, если она не связана с фундаментальным обновлением всей системы, ибо подобные предложения лишены притягательной силы из-за отсутствия серьезной мотивации. «Утопическая» цель выглядит более реалистично, чем «реализм» наших политиков. Новое общество и новый человек могут возникнуть лишь тогда, когда на смену старым мотивациям (стремление к прибыли, к власти, к рациональности) придут принципиально новые: стремление жить, понимать, сочувствовать, делиться; когда «рыночный тип личности» уступит место личности творческой, способной жить и любить, а поклонение кибернетическому идолу сменится духом радикального гуманизма.

Самым главным остается вопрос о том, возможен ли переход к гуманистической «религиозности» без религии: без догматов и церковных институтов. Это вопрос приобщения к той «религиозности», которая подготавливалась нетеистическими учениями прошлого от Будды до Маркса.