Дверь кабинета открылась, и в проеме появился подполковник в сопровождении двух солдат из ПО.
— Ну что там комиссия? — спросил Зобов. — Устроены?
— Так точно, господин генерал! Правда, места не хватило, по двое пришлось.
— Вы там их не обижайте! Чего попросят — выполнять беспрекословно.
— Где члены комиссии?! — заорал Бессонов. — Да я вас…
— Будет вам, генерал, воздух-то сотрясать! Ничего с вашими драгоценными прилипалами не случилось. В Калчах они, на курорте. Под охраной, конечно. Сядьте вы, ей-богу.
Позеленевший от гнева генерал бухнулся в кресло. Зобов достал из сейфа бутылку водки, плеснул треть стакана и пододвинул Бессонову:
— Пейте, не отравлено.
Бессонов негодующе отвернулся. Зобов сжал зубы и, ускоряя шаг, стал ходить по кабинету. Потом внезапно подбежал к столу и, перегнувшись, спросил генерала:
— Так, значит, я плохой, да?
— Ты подлец, — без промедления ответил Бессонов. — По тебе веревка плачет. Нет, сначала трибунал, а потом — веревка.
— А за что?
— А за все. Попрание кодекса чести офицера. Развал части. Самоуправство. Воровство. Превышение полномочий. За пьянку, в конце концов!
Бессонов поперхнулся, закашлялся и, схватив стакан, одним глотком осушил его.
— Попрание… Эх вы! — Зобов покачал головой. — Слушай, генерал, давай начистоту. Ты ведь, я понял, все про меня знаешь? Сорока на ушко принесла?
— Ну, допустим.
— И сколько офицеры получают, да? И какие у них премии? В каких домах они живут вместо засранных ДОСов?
— Все это имеет первоисточником воровство, — упрямо сказал Бессонов. — И началось оно с восьми лодок типа «Казанка» и полевой кухни пять лет назад.
— Ох, вспомнил! — усмехнулся Зобов. — Ну, своровал. А что, другие меньше тянут? В Кара-Кумах на учениях роты участвуют, а в отчетах — общевойсковые массированные наступления. И списывают потом все, что под руку попадет, от торпед до зимних полушубков. Ну, воровал, каюсь. Делал как все, зато курорт выстроил — а это уже, как говорится, что-то!
— Добренький какой! — иронично сказал Бессонов. — Деньги-то с него ты себе в карман кладешь.
— А вот тут неправда ваша, — упер палец в потолок Зобов. — У меня правило — живи сам и давай жить другим. Любой человек — от авторитета до президента — должен этого закона придерживаться. Нарушил — все! Конец правлению. Да вы сами спросите кого угодно — как им сейчас живется? Раньше что солдатня круглый год в столовой жрала? По две ложки сухой картошки. А сейчас? Хотите, в солдатскую столовую свожу?
— Не хочу, — пробурчал Бессонов.
— Вот то-то и оно. Раскричались там у себя на бугре — нарушил! Наворовал! С пониманием подходить надо, объективно.
— Ты, Зобов, даже не в том виноват, что все здесь на свой лад перекроил. Дело в том, что у тебя тут не армия, а курортно-агропромышленный конгломерат. Тебя Родина поставила здесь военные задачи выполнять, а не новую конституцию писать. У тебя же голый финансизм. В армии важна идея, патриотизм.
— Да бросьте вы, генерал, — сморщился Зобов. — Какая, к черту, идея. Семьдесят лет что-то там строили-строили, пыхтели-пыхтели, на восьмом десятке выяснилось — не то. Начали опять что-то строить. Вы в курсе — что именно?
Бессонов промолчал.
— Вот и я не знаю — что. И леплю на свой лад. Может, правильно, может неправильно — время покажет. Но тот факт, что я доволен и люди вокруг меня довольны, убеждает меня, что тактика выбрана верно.
— Утомил ты меня своей болтовней, — сказал Бессонов. — Хитер, лис. Плесни-ка еще мне десять граммов.
Через два часа в кабинет заглянул адъютант и оторопел: на кожаном диване в обнимку сидели Зобов с Бессоновым и вразнобой пели:
— Витя! Мне ведь и самому эта херня не по нутру, — пьяно говорил Бессонов. — Я ж весь там. — Он ткнул большим пальцем через плечо. — Меня не разогнуть. Сломать можно, а разогнуть — ни-ни. Но и ты, Витя, не прав. Если я на одном краю, то ты — на другом. Ты — как собственное государство: тут у тебя и гражданское население, и армия, и курорт. А у нас этого не любят. Чечню знаешь? Ах, знаешь. Так вот — что получилось? И с тобой так же будет. Налетят орлы и поклюют.
— А я им корму подброшу, — засмеялся Зобов.
— Нет, Витя, — зашептал Бессонов, им все надо. Установка такая оттуда, — он показал наверх, — от больших людей. Им все надо.
— А я не отдам, — сказал Зобов, — не на того напали.
— Отберут, Витя, — печально улыбнулся генерал. — Пошлют армию, не отмашешься. И будет это все, — Бессонов развел руки, — принадлежать другому.
На следующий день Бессонов улетал. Загнав в самолет всю свою компанию и задержавшись у трапа, сказал Зобову: