— Давненько. Командир как командир. С сумасшедшинкой только. И ворует. Не больше, правда, чем остальные.
— Сумасшедший, говоришь?
— Не так выразился. Оригинальничает много. Хитрый. Принципы где-то в лейтенантском возрасте посеял. В общем, «новый русский» в погонах.
Маршал помолчал.
— Как считаешь, может он, если его прижать хорошенько, выкинуть что-нибудь этакое? Часть, например, поднять?
На том конце провода помолчали.
— Не знаю, товарищ маршал… Но вообще-то и крыса, если ее в углу зажать, смелой становится. Пятьдесят на пятьдесят.
— Ну ладно, бывай. Как операцию закончишь, тут же доложи.
На следующий день в Калчи втянулись с разных сторон восемь человек в гражданской одежде. Они встретились на берегу Камчатки, посовещались и порознь двинулись к части. Эпопея с захватом мятежного генерала продолжалась неделю. Троих «шпиенов» взяли прямо у колючки предусмотрительно выставленные Зобовым посты. Подвергнув пришельцев допросу с пристрастием, выяснили место встречи остальных, и через час все восемь сидели в помещении гауптвахты.
— Замнут они это дело или попрут? — задумчиво расхаживал по штабу Зобов. — Как считаешь?
— Попрут, конечно, — уныло сказал адъютант. — Очень уж одиозная вы личность, Виктор Сергеич. Выбросят десант и повяжут всех. Или пришлют из Москвы спецов и тихо-мирно, извините, вас того… Там есть профессионалы — не чета этим восьмерым. «Альфа», например.
— «Альфе» сюда еще добраться надо. Вот что — позови ко мне подполковника… как его… командира летунов и командира батальона связи.
Вскоре оба стояли в кабинете Зобова.
— Вот что, радиолюбитель, — сказал Зобов командиру батальона связи, — разворачивай часть своих локаторов от побережья на круговой обзор. PC-135 нам теперь не нужны. Будешь просматривать подступы к части. Заметил отметку на экране — сообщаешь летунам. А ты, — обратился Зобов к подполковнику с голубыми петлицами, — немедленно истребитель в воздух и все — слышишь — все летательные аппараты, направляющиеся к Калчам, поворачиваешь назад.
— А если не подчинятся?
Зобов помолчал.
— Вы вообще-то с кем — со мной или с теми? — Он кивнул на запад. — Только честно.
Командир батальона связи, у которого коттедж был «на выходе», кивнул головой:
— С вами, Виктор Сергеич.
— Я тоже, — пробасил подполковник. — Живем мы тут славно, в лишних едоках не нуждаемся. Сбить, что ли, если не подчинится?
— Сбить. Но я думаю, до этого дело не дойдет — повернут.
— Ладно, сделаем.
Первый нарушитель воздушного пространства самостийно возникшего государства Калчидония появился на экране локатора в 12.30 следующего дня. Истребитель немедленно взмыл вверх.
— Вижу противника, — через двадцать минут доложил летчик. — В воздухе «ЛИ-2». Направляется к Калчам.
— Разворачивай его, — приказал подполковник.
— Что-то они не торопятся разворачиваться, — вскоре доложил летчик. — Прут себе помаленьку. Лепечут про горючку, мало, говорят.
Командир летунов мысленно перекрестился и вздохнул:
— Приказываю сбить к едрене фене.
Истребитель кувыркнулся в боевом развороте и всадил «ЛИ-2» в крыло пушечную очередь. Еще одну — в хвост.
— Возвращаюсь на базу, — сообщил летчик. — А эти черти живы, «лашка» горит синим пламенем, они, как муравьи, от нее чешут.
— Ну и ладно, — махнул рукой подполковник.
Убивать ему все же не хотелось. Довольный тем, что все обошлось без крови, он позвонил Зобову:
— Сбили только что самолет, отказавшийся выполнить приказ, господин генерал. Экипаж и пассажиры самолета живы.
— Вот так, — весело сказал Зобов. — Наука впредь. Далеко от Калчей?
— Километров тридцать.
— Говоришь, живые? Дня за три хорошего хода до Калчей могут дойти. И неизвестно, что это за пассажиры. Спецгруппа, точно. Про нашу душу. Давай действуй, командир. Разыщи их и приведи ко мне, поговорим. А если будут оказывать сопротивление, то, — Зобов вздохнул, — вступай в бой и уничтожай. Если враг не сдается — сам знаешь.
Командир в/ч 35252 положил трубку и вышел из штаба. Махнул рукой телохранителям — не нужны — и медленно пошел домой. Встречающиеся на пути офицеры и «крутые» замирали и, козырнув, смотрели на Зобова кто со страхом, кто с восхищением, кто с сожалением и сочувствием, как на человека конченного.