IMG_0002

Страшный бой против Багратиона завязался из-за Семеновских флешей. В течение нескольких часов флеши много раз переходили из рук в руки. На одном этом участке гремело больше 700 орудий — 400 выдвинутых гут по приказу Наполеона и более 300 с русской стороны. И русские и французы вступали тут неоднократно к рукопашный бой, и сцепившаяся масса обстреливалась иногда картечью без разбора, так как не успевали вовремя уточнить обстановку.

Маршалы, пережившие этот день, с восторгом говорили до конца своей жизни о поведении русских солдат v Семеновских флешей. Французы не уступали им. Именно тут раздался предсмертный крик Багратиона навстречу французским гренадерам, под градом кар течи бежавшим в атаку со штыками наперевес, не отстреливаясь: «Браво! Браво!» Спустя несколько минут сам князь Багратион, по мнению Наполеона, самый лучший генерал русской армии, пал смертельно раненный и под градом пуль с трудом был унесен с Бородинского поля.

Была середина дня. Настроение Наполеона быстро и окончательно изменилось. Дело было не в простуде, на чем так настаивали его старые биографы, а в том, что он, получив повторную и настоятельную просьбу Нея и Мюрата прислать им подкрепления, дать, наконец, гвардию, не видел возможности сделать это не только потому, как он тогда сказал, что не может рисковать гвардией в нескольких тысячах километров от Франции, но и по другой важнейшей причине: русская кавалерия, и в том числе казаки под начальством Уварова и Платова, произвела внезапно с целью диверсии нападение на обозы и на ту дивизию, которая еще утром участвовала во взятии деревни Бородино. Русская конница была отогнана, но эта попытка окончательно сделала невозможным пустить в бой всю гвардию: создалось чувство необеспеченности в глубоком расположении французских войск. В три часа дня Наполеон приказал повести снова атаку на батарею Раевского. Редут был взят французами после повторных ужасающих штурмов. Наполеон лучше всех своих маршалов мог взвесить и оценить страшные потери, известия о которых стекались к нему отовсюду.

День склонялся к вечеру, когда император узнал важные вести: князь Багратион пал, пораженный насмерть, оба Тучкова убиты, корпус Раевского почти истреблен, русские, отчаянно обороняясь, отходят наконец от Семеновского. Наполеон приблизился к Семеновскому. В один голос все, кто к нему подъезжал и с ним говорил, передают, что они просто не узнавали императора. Угрюмый, молчаливый, глядя на горы трупов людей и лошадей, он не отвечал на настоятельнейшие вопросы, на которые никто, кроме него, не мог ответить. Его впервые наблюдали в состоянии какой-то мрачной апатии и как будто нерешительности.

Уже совсем стемнело, когда по отступавшим медленно и в полном порядке русским войскам начали палить около 300 выдвинутых французских орудий. Но

ожидаемого окончательного эффекта это не произве-ю: солдаты падали, а бегства не было. «Им еще хочется, дайте им еще», — в таких выражениях Наполеон отдавал приказ вечером усилить огонь. Русские отходили, но отстреливались. Так застала ночь обе стороны.

Когда Кутузову представили ночью первые подсчеты п когда он увидел, что половина русской армии истреблена в этот день, 7 сентября он категорически решил (•пасти другую половину и отдать Москву без нового Поя. Это не помешало ему провозгласить, что Бородино было победой, хоть он и был удручен. Победа моральная была бесспорно.

За отступающими российскими войсками неотступно следовал корпус маршала Мюрата. Уже 9-го сентября французские войска захватили Можайск, а 10-го нринц Евгений — вице-король Италии,— вошел в Рузу.

Утром 13 сентября Наполеон со всей своей свитой ньехал на Поклонную гору. Перед ним лежала Москва.

В течение всего дня 14-го сентября российская армия непрерывным потоком проходила через Москву, выходя на Коломенскую и Рязанскую дороги.

Наполеон не знал, что на совете в Филях было решено отдать Москву без боя. Милорадович, который командовал русским арьергардом, добился обещания от Мюрата дать возможность русским войскам спокойно пройти через город.

15 сентября Наполеон въехал в Кремль. Отовсюду виднелось зарево пожаров. 16-го пожары усилились, а в ночь на 17-ое загорелся Кремль. «Какое страшное зрелище! Это они сами поджигают... Какая решимость! Какие люди! Это — скифы!» — произнес Наполеон, с ужасом наблюдая за океаном огня, который чуть не стоил жизни ему самому.

Маршалам с трудом удалось убедить императора покинуть пылающий город и перебраться в загородный Петровский дворец. Впоследствии один из сопровождавших Наполеона сказал: «Мы шли по огненной ■тмле под огненным небом, между стен из огня».