Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Здесь общество резко разделилось на тех, кто считает, что пакт с ООП равносилен пакту Риббентроп – Сталин – Гитлер, это прямая сделка с фашистом и ненавистником евреев, Арафатом, что он еще нам покажет, – и тех, кто считает, что это единственный шанс выйти из тупика во взаимоотношениях с арабским миром, который все равно настолько агрессивен по отношению к нам, что нам сейчас важно заручиться поддержкой всего мира, которую нельзя было получить, не отдавая территории.

Я не могу определить своего отношения к этому, хотя безусловно поддерживаю левых, так как не вижу никакого выхода у правых. Держать и не пущать? Пусть палестинцы сами у себя наводят порядок. Но возвращение сотни тысяч беженцев, – кто они – люди за 20 лет не устроившиеся на новом месте – обиженные, озлобленные, мстительные.

И так плохо, и так не хорошо.

Все вместе создает постоянный тревожный фон, от которого можно избавиться только в работе, что я и делаю. Опасности, честное слово, никакой нет, нигде, ни на улицах, ни в старом городе, об этом совершенно не надо тебе беспокоиться, – меня тревожит расслоение нынешнее на правых и левых в ситуации, где и те, и те имеют собственную и неоспоримую правоту. У вас нечто в том же духе, но не так полярно пока.

Наступает Йом Кипур, сегодня первый облачный день, даже покропило дождем. ‹…›

2.10.93

Мамулечка, как я понимаю, вы уже дома. Наверное, нелегко дался переезд. Я очень рассчитываю на Алика, – он сможет дополнить картину моих писем устным очерком.

Скорей бы мы встретились!

‹…› Вчера пошла смотреть к Дине, что происходит у вас, но новостью номер один было землетрясение в Индии, какой ужас, подумай, люди легли спать, а наутро – ничего нет, все мертвы вокруг…

У меня нет знакомых в Индии, не было никого и в Спитаке, – но всю ночь меня терзало это чувство несбалансированности, несоотносимости событий, абсолютной невозможности выстроить хоть какие-то логические ряды, когда бы ты мог сказать – вот это сейчас для меня существенно, этим надо заняться, а вот это удалить из сознания, как второстепенный ряд. Например, я сижу и пишу, и вижу, как плохо умею это делать, но даже если б умела превосходно, лучше многих, тогда что? Что меня мучает? Чувство неудовлетворения собой. Что меня мучает в случае с Индией? Чувство тотальной несправедливости. Одно чувство – почти физиологическое, другое – социально-философское. Они лежат в разных слоях атмосферы души, если таковая имеет место быть. Смерть «Ивана Ильича» и людей ГУЛАГа. Старый человек, Иван Ильич, подводит итоги своей «малособытийной» жизни, здесь читатель может задуматься о смысле жизни глобально, – а когда жизни обрываются, крошатся, изничтожаются, – о чем тогда можно задуматься? Андрей Болконский на Аустерлицком поле? Но он пал на войне, это, во всяком случае, не унизительно. Приходишь к известному заключению – радуйся всему, что есть. Тогда живи дураком. Я как-то шла с телевидения (снимали короткий фильм о приезде Крофты, но так еще и не показали), – стоит дебил, мальчик в кипе, толстый, расщепляет травинку на тонкие полоски, абсолютно счастливый. Я ему позавидовала. Его, видимо, не притесняют в семье, он прилично одет, чистенький, и он себе живет и радуется. Никому и в голову не придет обидеть его или, того хуже, убить, чтобы не портил пейзаж.

Мамуль, это я так, поверяю тебе свои навязчивые мысли о мироздании, – на самом деле я счастлива всем, что мне дано природой и, в первую очередь, тобой. Наверное, к старости я смогу стать хорошим писателем, – рано начать, потом долго буксовать, а потом годам к шестидесяти пяти вычистить всю муть из себя и взяться за ум. ‹…›

7.10.93

Мамуля, уже утро, птички поют. Мы с тобой так хорошо побеседовали с утречка. Я была сонная, так что твой звонок был как бы сновиденческим. Я подумала, какие мы счастливые, говорим о фразах и словах романа, а не о тряпках и склоках. Вообще, ты представляешь, какой это уникальный случай – иметь маму за критика?! Ведь кроме тебя, в этом смысле, у меня никого, по-серьезному, нет.

‹…› Проблема памяти, отношения к жертвам – это актуально, увы, везде. Профанация всего живого, начетничество, – это везде. Посмотри, то же самое и в России, все эти мемориалы, болтовня, – за этим люди забывают живую боль живых людей, все облекается в каменные слова. Да в камне куда больше чувства! Так что это вовсе не еврейская тема, а общая. И руины у нас общие. ‹…›

16.10.93

Дорогая мамочка! Пишу тебе из «Восточной Германии», куда мы с Билли прибыли из Гамбурга на машине. Это городок Мойзельвиц, где Швенк работал на заводе HASAG после Освенцима. Вечером же с Билли порасспросили людей в гостинице про HASAG, где он был, – и бармен сказал, что его мама живет там, где раньше был завод, а его тетя работала на этом заводе и каждый раз плакала, рассказывая, что там происходит.

Мы на машине миновали Баухауз-Веймар, но Билли думает, что мы еще можем туда вернуться.