Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Но все же, напр[имер], газета «Сегодня» обронила фразу: «Из всех журнальных поэтических публикаций в этом году самая впечатляющая публикация – стихи Инны Лиснянской в “Новом мире”. ‹…› Или: звоню Черняховскому[204], который мне прописал после разговора транквилизаторы вдобавок к лудиомилу (очень уж горела, как в горчичниках спина, а то и все тело), и он мне говорит: «Тут одна женщина спрашивала, знаю ли я вас, вам митрополит Сурожский (Лондон) хочет передать свою книгу». Я, конечно, ничего не расспрашиваю, не до того. Потом узнаю от Семена и Кублановского, когда полегчало, что этот митрополит умнейший человек, владеющий русским, как английским, светлая личность, не однажды выступавшая и устно и письменно против антисемитизма (напр[имер], сионские Мудрецы) и т. д. и т. п. Я же, доктор Темняга, о нем ничего не знала. (Ты правильно мне советуешь: «не усугубляйся».) Кублановский завистливо спросил: «А автограф есть?» Но я даже не знала – у кого книга. Позвонила Черняховскому, поблагодарила за его мед[ицинский] совет и спросила: «А где книга от митрополита Сурожского?» – «У меня». – «А есть ли автограф?» Ответ: «Видите ли, он сомневался, нужен ли вам, – так мне передала эта женщина, добавив: – Постеснялся подписать, а вдруг он вам без надобности»[205]. Так что, видишь, я не преувеличивала, когда усугублялась и сейчас манией величия не грешу. ‹…›

128. Е. Макарова – И. Лиснянской 1, 5–6 февраля 1994

1.2.94

Дождь. С детьми после обеда вдарились в воспоминания. Это бы надо на пленку записать. Например, что Манька помнит. Учительницу помнит, а где школа была – не помнит. Дачу твою помнят в мельчайших подробностях, также палисадник за нашим домом, всякие цветочки, чистотел, подорожник, хулиганства свои помнят отлично. Им нравится вспоминать, а мне – слушать.

5.2.94

Алик говорит, что был у папы, что папа слабый, шаркает тапочками. ‹…› В воскресенье и понедельник я работаю в музее, – к каждому уроку на иврите надо готовиться по нескольку часов. Только с сумасшедшими не надо так напрягаться. Один сумасшедший, увидев у меня на боку табличку с именем и лицом, – такие у всех сотрудников, – спросил, зачем это. Я сказала, чтобы знать, что я – это я. Он пришел в неописуемый восторг, он тоже такую хочет. По-моему, здорово. У нас с ними примерно один уровень миропонимания. Я сказала им, что они должны учить меня ивриту. Они сказали нет – ты же учитель. Вообще столько любви и благодарности ни от кого не получишь. Выходит, этого мне недостает.

‹…› Один наш приятель, очень хороший художник, Леня Балаклав[206], сказал, что Федя напоминает ему Грибоедова, взгляд из-под очков, блестящий юноша. И что-то есть, правда, очень уловлено здорово. Федька очень умный. И трогательный. Я как-то сказала, что мне никто цветов не дарит. Сегодня пришла – на столе цветы.

5.2.94

Мамуля, опять 1.30 ночи. Днем я сплю, вечером не могу лечь раньше. Пока не пишется дальше. ‹…› Трудно сказать, когда все это образуется, когда все, что я хочу сделать, можно будет сделать, без годичных ожиданий и биений лбом о непрошибаемую стену. Как сказал мне мой израильский издатель, который все никак не закончит редактировать иврит, посмотри вокруг, насколько ты удачливей многих. Посмотри, сколько ты могла сделать за время жизни в Израиле, сколько ты путешествовала, и тому подобные слова. Но он не знает моих ресурсов. Для одного человека, возможно, это было бы более чем. Но я всегда недовольна, эти периоды ждачки изнуряют настолько, что, когда наконец приходит решение, я уже не понимаю, что должна делать. ‹…›

При этом цветет миндаль, пустыня покрывается анемонами, все вокруг яркое, чистые цвета, – очень красиво. Такая совсем не грустная краса. Что-то будет хорошее, вот увидишь. ‹…› Пойду почитаю на ночь про шумеров.

6.2.94

Мамуля, получила из Америки увесистый том «Диалоги», где опять «Рыба-игла», но с разбором на 30 страниц. Этот том – 5 русских и 5 американских писательниц разбиты по парам, в нем 400 страниц. Кирпич. Мне лень читать этот разбор, но факт удивителен – рассказ, проходной для меня, удостоился такой чести!

Пришла с работы. Одурела от израильских детей, нет сил ничего делать, разве что газеты могу читать. В музее все еще решают, как быть и что делать с совместным проектом, но они решили делать, теперь насчет денег они должны разобраться. Я слово деньги уже так ненавижу, что просто сил нет его писать буквами. Эх, усесться бы нам где-нибудь на даче, в тишине, – что может быть лучше тишины! Поболтать про жизнь, пожаловаться друг другу. И будет так, увидишь, в этом году.

129. И. Лиснянская – Е. Макаровой 15–16 февраля 1994

15.2.1994