Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Доченька! Сегодня день Победы, Семен смотрел по TV получасовый парад, за обедом сосед рассказал, что видел по другой станции еще один парад – 30 тысяч ампиловцев («Трудовая Москва») шли с портретами Сталина и с транспарантами: «Долой жидомасонство» и все в том же духе. А что же я? День изумительный, 23°, солнце. Я надела сарафанчик (Оля подарила) с широкой резинкой на талии, и в этом сарафанчике из жатого х.б. похожа на голубой шар. Так что – крутится-вертится шар голубой, и вертит какие-то стишки в голове и на бумаге, впадая в детство.

1

Что видишь ты сквозь шарфик мамин –
Сквозь ярко-розовый шифон?
Армянской церкви серый камень
Бакинским ветром раскален,

Как стены круглые тандыра,

Где старики пекут лаваш.
Нет, дымно-хлебный запах мира
Забвению ты не предашь.

А вспомнишь ли на самом деле,

В чем первая твоя вина
И что в подсоленной купели –
В слезе Христовой крещена?

2

Как бабочек крылья распахнутые
Восточной раскраски
Цвели возле Каспия бархатные
Анютины глазки.

И зори цвели олеандровые

Над медью инжира,
И все полусонные правды мои
О странностях[348] мира.

В подводные ямы затягивало

Петлей смерчевидной,
И чтоб не погибнуть, поддакивала
Я лжи очевидной.

Так детство кончалось, заискивая

Пред страхом развязки,
В петлицу забвенья протискивая
Анютины глазки.

3

Живешь у памяти во власти:
На родине Авесты
Поспешный шепот страсти,
Замедленные жесты.

О как там серебрились[349]

снастиОт жадного улова.
Но больше мне о счастье,
Прошу тебя – ни слова.

Пусть среднерусский дождь по жести

Стучит, как по могиле,
Пусть занавесит вести
О том, как мы любили.

Дождь появился не неожиданно. Первое стихотворение начиналось:

Рыдает дождь во тьме еловой,
И молния слепит глаза.
Да, да, вначале было слово,
А вслед за ним была слеза[350]

.

Только это 1-е стих[отворение] я и прочла утречком, после завтрака, Семену. Он меня убедил, что эта строфа не нужна. А тремя последующими восхитился. Долго восхищался. М.б., и не нужна, а мне почему-то почти необходима. Так что пока еще крутится, вертится шар голубой. ‹…›

206. Е. Макарова – И. Лиснянской Май 1997

Мамочка, дорогая моя! Я не сошла с ума, но, кажется, письменная речь вытесняет постепенно устную, когда мы встречаемся, то в спешке я тебе говорю совсем не то, что думаю, и не о том, что думаю. Происходит всякий раз какая-то ошибка, на скорости, я постоянно уставшая, вот и мелю всякий вздор, ищу виноватых, что ли. На самом деле я тебя очень люблю, бесконечно тревожусь за тебя, точно, как и ты за меня. Но мы такие вот натуры, по-своему закомплексованные, не можем быть просто матерью и дочерью, ласковыми и нежными, в нас обеих много горечи.

После нашего разговора, вечером, я была так зла на себя, потому что выходило, что я тебя упрекала в чем-то, на самом деле у меня не было ни малейшего намерения это делать. Может быть, я тебе завидую? Таланту твоему? (Вот это, моя радость, – глупость. И. Л.)