Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Наш фильм в Германии хотят показывать в 10 городах, так что мы готовим спектакль – 45 минут, музыкальный, и тогда вместе это собрать с фильмом. М.б., и на это мы получим деньги от Иерусалимского фонда.

12-го я еду в Прагу – оплачивает дорогу Академия наук, там мне дают гостиницу на две недели, потом приедет Регина, и мы будем продолжать работу над рисунками.

‹…› Все уговаривают меня оставить Музей на год. Это разумно. Но если я не изменю порядок жизни – не стану заниматься собой, не отключусь ото всех, то музей – это не такая уж и помеха, по сравнению с общей моей безалаберностью.

‹…› Ох, мамик, мамик! Ты, давай, за стихи! Целую моих молодоженов.

201. Е. Макарова – И. Лиснянской 2 марта 1997

2.3.97

Дорогая мамочка! Какая замечательная у тебя книга, я ее читаю постоянно и диву даюсь, как это ты так можешь писать – зримо, емко, точно, и оставлять столько простора для воображения, ты его направляешь, но не насилуешь, твои импровизации на тему пустоты, пятна, света, «при» и другие, – вызывают во мне ответное желание импровизировать, – это с одной стороны классика, а с другой живая трепетная жизнь, так что классическая форма – уже как бы устаревшая в современной литературе, у тебя новая, совершенно неожиданный эффект. Но я тебе об этом еще напишу, когда мои мозги поостынут от всех умственных и эмоциональных нагрузок с начала года.

‹…› В Берлине из двух дней один потратила на архив Баухауза, где оказалось гораздо больше материала, чем я предполагала. Это тоже было открытием, особенно факт, что музее Гетти в Калифорнии, в одном из самых богатых музеев в мире, есть работы Фридл и ее фотографии. Если этот музей войдет в кооперацию с Визенталь-центром, я могу рассчитывать на большую книгу-монографию, для этого им нужна одна глава, уже написанная. Ох, мамик, мамик, куда меня занесло с моими историческими наитиями!

Даже Амалия Секбах очнулась на том свете. Помнишь ее глаза из моего романа? Так вот я получила письмо от какой-то дамы из Германии, что она ходит по следам Амалии, ничего не находит, но вот недавно она получила письмо от молодой женщины, тоже из Германии, та пошла на кладбище в городе, где родилась Амалия, наткнулась там на какой-то надгробный памятник, который ее потряс, памятник какому-то Буху, потом выяснилось, отцу Амалии, она стала узнавать про эту семью и наткнулась на информацию о днях жизни и смерти Амалии, была потрясена и написала триптих, посвященный Амалии. Разыскала ту немку, которая искала и ничего не нашла, тоже совершенно случайно, и вот та прислала мне письмо с просьбой выслать все, что у меня есть, а у меня есть очень много. Теперь я должна сделать копии со всего и переслать это двум немкам, которых Амалия разбудила. Что за мистерии, скажи?!

202. Е. Макарова – И. Лиснянской Весна 1997

Мамик, привет!

Твою книгу дала почитать переводчице Пауля Целана – Лилит Жданко и ее мужу Алексею[337] – древнегреческому философу – они в восторге. Я попросила Лилит написать тебе, но она постеснялась. Лилит переводит для меня сейчас письма Фридл, мне ее посоветовали, – и когда мы к ней пришли, она сказала, что переводит русскую поэзию на французский, Цветаеву в том числе, – так что я захотела ее дать твою книгу. Может, Лилит переведет тебя на французский?

Мамик, мы уже собираемся в дорогу, на этот раз – с камерой, компьютером, нечто вроде экспедиции Ан-ского[338], и, если уж выразиться цинично, едем собирать катастрофический фольклор. Иногда я не вижу этому конца (имеется на моем веку), – и не вижу художественного воплощения своим поискам, формы, в которую можно вложить это сюрреалистическое документальное содержание. Завидую Данте. Он нашел. ‹…›

203. И. Лиснянская – Е. Макаровой 30 марта 1997

30.3.1997

Доченька! Пишу тебе в тот же день, как поговорила с тобой. ‹…› Читала твою книгу[339] двое суток безотрывно. Книга прекрасна – и рассуждениями, и иллюстрациями твоих «рассуждансов». Баухауз, Фридл и гетто вписались в текст так, словно всегда в нем пребывали. Удивительно даже, что книга существовала и без Фридл. Нет, она без нее не существовала, Фридл, о которой ты еще ничего не слышала тогда, уже присутствовала в тексте незримо как предчувствие встречи, как мироощущение параллельное. Не будь этого мирочувствования, ты никогда не попала бы в музей Праги, никогда бы ничего не знала ни о Фридл, ни о Швенке, ни о подробностях испепеляющего душу транспорта. Все было предопределено Провидением, и твои с Фридл пути не могли не пересечься мистически.

Но ведь и для дальнейшей работы, для работы над задуманной книгой о Фридл нужно не только стоические душевные силы, но и силы физические – твое здоровье. Оно сейчас необходимо не только твоей маме, мужу, детям, оно необходимо человечеству, чтобы оно, человечество, снова окончательно не озверело.