Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Читаю стихи Марии Сергеевны, ее очень красиво издали в «Эксмо-пресс». Там же не так давно вышел и Тарковский, в той же серии вышла и Ахмадулина. Серия очень компактная в 420–430 стр[аниц], с ясной, хорошей печатью, не серия, а одно загляденье. Время проходит, притупляются некоторые личные привязанности и неприязни, и поэты читаются объективно, вне палитры их характеров. Видно, что Тарковский возвышается и очень. Его книгу из этой серии подарила мне его дочь Марина, она же написала очень интересную книгу «Осколки зеркала», где описано генеалогическое дерево[415]. Это дерево пышное, со многими подробностями жизни, например, отца Арсения. Из книги явствует, что Тарковский был не ахти какой отец, но явствует по некоторым деталям, усиленным моим знанием. Но Марина пишет о нем с огромной любовью и пониманием. ‹…› Стихи Марии Сергеевны хороши, но все же не совсем то, что хочешь от поэзии. Я радуюсь, что теперь ее знают, читают. Но и понимаю повышенный интерес. Очень многое связывает ее с Ахматовой, особенно с Мандельштамом. Последний случай в изложении Эммы Герштейн имеет скандальный оттенок, что возбуждает в читателе особенный интерес. Более закрытого человека, чем М[ария] С[ергеевна], я просто не знала. Да что я! Семен, который с младых ногтей дружил с ней, не ведал, что она ездила в Коктебель, еще в поселок, чтобы быть в знакомстве с Волошиным. Это узнал он из книги, где стихи перемежаются заметками ее и чужими, цитатами из писем Петровых. Не знал он и того, что она с 33-го года была знакома с Ахматовой, сама пошла познакомиться. Семена с Ахматовой познакомила Петровых в пятидесятых, и то по просьбе Ахматовой. Он как-то из Нальчика прислал М[арии] С[ергеевне] письмо в несколько скабрезных стихах об их и Веры Звягинцевой работе над кабардинскими нартами, Маруся показала это письмо Ахматовой, и та потребовала: познакомьте меня с Липкиным. М[ария] С[ергеевна] и от Тарковского таила свое знакомство с Ахматовой, он с ней познакомился у Шенгели. Я замечала, что М[ария] С[ергеевна] ревниво никого ни с кем делить не любила, но не знала, что до такой степени. Ахматова всегда называла Петровых среди лучших поэтов. Но ахматовская, выпущенная в Италии записная книжка, толстющая, очень многое говорит о крайне эгоцентрическом характере Ахматовой, а также о ее отношении к поэтам. Книжка эта последних ее лет, в ней она повторяет отзывы о своих стихах тех, с чьим мнением крайне считается, кого высоко ценит. И тут только два имени сияют, все время повторяются слова Бродского о ней: главное у вас – это величие замысла. Приводится и письмо Тарковского о ее «Беге времени», мол, как чудесно понимает стихи. Отзывом его гордится. Думаю, у нее было немало изящных писем и откликов на «Бег времени», на «Поэму без героя», но согревали ее только мнения двух поэтов, которых она чрезвычайно ценила. Ну, моя милая, моя доченька, я пустилась в не интересные для тебя рассуждансы. Но все же это интересней, чем мои жалобы на страхи-ахи и т. п. ‹…›

2 января 2000

Доброе утро, моя красавица! Сегодня за решеткою окна туманно-дымчатый мороз, и снег и деревья приглушенно белого цвета из-за серого неба. Даже не верится, что десять градусов, думаю, гораздо меньше, поскольку небо выглядит как перед снегопадом. ‹…› Гуляем минут 50 в день и крайне медленно. Воздух упоительный. Мне начинает казаться: как только я что-нибудь здесь напишу, дом станет обжитым, моим. А пока тот сериал снов, где были тексты и поправки к ним, сменился прочно на серию сновидений, где я что-то еще должна доделать в доме, довезти, и у меня бесконечные перезвоны с электриками, шоферами и т. п. Всякое деланье озадачивает и напрягает, всякое, кроме писания. Но писания нет как нет. ‹…› Минут через пять начну одеваться на улицу. Весь этот режим я выполняю через силу и тоску, а на самом деле хочется лежать и не двигаться, или чтобы безрежимно, в присутствии третьего лица, все двигалось само по себе, т. е. без моих неимоверных усилий. ‹…›

Погуляли. Погода очень мягкая, мягкий снег, мягкое освещение. Прекрасно на улице! А как не хотелось одеваться, как не хотелось. В том, в чем можно себя преодолевать, нужно это делать. И я делаю. ‹…›

2 января 2000