Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Доченька моя! Вчера мы переехали[412]. Все было бы прекрасно, если б не решетки на окнах. Я сегодня днем читала твое попурри из моих писем «За границей окна». Признаюсь, что только сейчас поняла, какую титаническую работу ты проделала, выловив из тысяч страниц моих писем нечто существенное. Когда я всмотрелась во внешний мир через решетку, мне стало сильно не по себе. Тут-то я вспомнила о твоей работе, которую, понятно, завезла сюда[413]. Я тебе в письме писала, что главное наслаждение моей жизни – окно. И никто не хочет понять, что мне необходимо хотя бы в моей комнате снять решетки. Оказывается, если снимешь хоть в одной комнате, весь дом беззащитен от возможных воров или бандитов. Но вот Иванова живет тоже рядом с лесом, а на окна решеток не ставила. Это наследство от Галлая, чудного, честного человека. Все здравомыслящие, а их большинство, – за решетки. Одна я против. Ты же знаешь, какое значение в жизни моей – окно, тем более на березы и ели! Зима выдалась на редкость скользкая, не дорога, а лебединое озеро. Именно за городом. Никто такой скользкоты не может припомнить. Семен выходил дважды постоять на крыльце – и то хорошо. Я простужена и не вылажу. 3 недели ежедневно я ездила по лебединому озеру из города и обратно. Отдыхаю и обдумываю, как освободиться от решеток. У Семена вышел сигнал полной книги его стихотворений и поэм «Семь десятилетий». Эта новость нас застала здесь вчера, завтра Машер привезет сигнал, книга уже у нее. Семен очень оживился. И я из-за решеток не слишком приуныла, что-нибудь да и придумаю, чтобы смотреть в свободное окно. ‹…›

22 декабря 1999

Доченька! Не дача, а полный сюр, андеграунд, авангард и постмодерн. Три дня тупо боялась приблизиться к компьютеру, натренировавшись борьбой с колонкой. Душа не примешь, нет напора воды. Но ведь обливались когда-то из шаек в бане! А тут можно в собственной ванне лить на себя воду, набирая ее ковшом из ведра. Привадилась к решетке приходить рыжая зеленоглазая кошка, мяучит, а в дом не пустишь, Семен кошек терпеть не может. А на самом деле совершенно непонятно, кто из нас на свободе, я или рыжая. Пожалуй, она. Просовываю ей меж железными переплетеньями колбасу, ест жадно и дышит свежим воздухом. Где, интересно знать, она ночует, очень похожа на домашнюю. А у нас в доме сейчас 30 градусов жары, только завтра придет тетка, подрядившаяся следить за котлом АГВ. Она вчера так постаралась, что сегодня у меня и безо всякого душа полная баня, вот и уселась я, размягченная жарищей, под форточку за компьютер. Хорошо, что кошка сидит за окном перед кухней, а не рядом и не вызывает во мне смешанного чувства – жалости и зависти. Да, твой мамик не герой Маяковского, который «попашет землю, попишет стихи». Дудки! Я могу заниматься одним делом, а так как не люблю попашивать, то и вовсе ничего не делаю. Только по часам Семена кормлю. Дважды выходила с ним на улицу. Красота вполне описуемая: березы, снег, безлюдье. Снова оттепель – и завтра будет скользко. Сейчас 12 ночи. Дни проходят в полумистическом ужасе перед дачной жизнью, аврал переезда остался за спиной, а эта монотонная повседневность без единой живой мысли в голове цепенит меня. Сейчас попробую все-таки уснуть, хотя есть большой соблазн пойти в ванную и обливаться. Но боюсь зажечь газовую колонку. ‹…›

Начинаю привыкать к решетке, и уже не так страшно мне. Если бы еще что-нибудь написалось, я совершенно вошла бы в колею. ‹…› В 11 дня выходили на улицу – прелесть одна! Снова подморозило, солнце, в доме прекратилась баня, – поубавили градусы в котле, и в комнате сейчас 23 тепла, – отлично. Рыжую кошку накормила колбасой, теперь пойду греть обед Семену. ‹…›

28 декабря 1999

Солнышко мое! ‹…› Что и говорить, 1999 год оказался для меня счастливым и очень не хочется завершать его тоской. День сумрачен, особенно сквозь решетку. Но я решила: как только кончатся новогодние каникулы, я закажу решетку-гармошку. В конце концов, свободное окно – это моя жизнь и нечего на ней экономить. ‹…›

30 декабря 1999