Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Письмо из канавы

Ты в небе сейчас, ты летишь в Шереметьево-2,

Я в небо смотрю и считаю часы и минуты,
Я так напряженно смотрю, что в канаве трава
Решила, что ведомы мне и такие маршруты.
На миг прекратилась незримая распря корней
Крапивы, репейника, таволги и зверобоя, –
Трава предвкушает (ей, дуре канавной, видней),
Что небо пошлет мне счастливую встречу с тобою.
И я заражаюсь слепым предвкушеньем толпы,
Что все это сбудется или, хотя б, обойдется,
От неба глаза отрываю, ступни – от тропы,
И движусь к стеклянной таможне встречать свое солнце:
О сердце родимое, радость мою раздели, –
На склоне судьбы моей, видишь, повеяло славой!
Но вновь будет солнце куда тяжелее земли,
Пропитанной распрей корней под родимой канавой, –
Всем жалом задач, не подъемных ни здесь и нигде,
Нагрузит, прожжет, – как опять предрекала ворона,
Качаясь на ветке и дочку качая в гнезде:
«Прощай, улетай мое сердце! Твоя оборона –
На перистых высях в иссиня-вороньем дожде!»
…А я и в канаве держать себя буду в узде…[410]

3 июля 1999 г.

252. Е. Макарова – И. Лиснянской Декабрь, 1999

Дорогая мамочка! С утра думала написать тебе что-то вроде итогов года.

Вчера в 2 ночи мы отослали в Вену тексты для Граца (40 страниц для настенных панелей по-немецки), и сегодня Сережа заканчивает приводить в порядок статью для Лондона, по-английски. Я улечу в Грац 10 января и вернусь 20 января.

У вас зима, снег. У нас солнце, тепло. Сейчас слушаю музыку «воскрешенных» русских композиторов, уехавших после революции и забытых. Потрясающе! Хорошо, что их откопали! И человек, который это сделал, живет в Германии, зовут его Яша Немцов. Александр Веприк, Артур Лурье, Лазарь Саминский… Имена! Сколько их еще, убитых, изгнанных, всем миром забытых. Сейчас слушала Сергея Прокофьева в исполнении Яши Немцова (на диске), звучит чуток как Гидеон Кляйн[411] из Терезина. Модерн. Собственно, вот и весь мой самоотчет. Учусь, работаю… Вчера выдалось счастье – ходила на концерт, играли Гайдна и современного израильского композитора Копытмана. Написала имя по-русски, выглядит забавно. Этот композитор очень даже бьет копытами. У него столько жара в звуках – слышишь и «звув» (муха на иврите) в пустыне, и треснутые звуки земли. Я так давно не слушала живую музыку (не на дисках), – после концерта шла пешком вдоль стены Старого города и как-то вдруг почувствовала себя хорошо. Спокойно, с оттенком освобождения от груза, которому и имени-то нет. Если бы знала, как его звать, стряхнула бы с плеч давно. И так весь день сегодня слушаю музыку, это, наверное, лучшее средство. От чего? Не знаю. Наверное, если бы я писала музыку, я смогла бы это выразить.