Дорогая моя Леночка, солнышко мое! Вчера тебе не писала, пребывая в неусидчивой эйфории от твоих гениальных страниц. Хочешь верь, хочешь не верь, но я при известии о своем лауреатстве не была в таком восторженном возбуждении. ‹…›
Вхожу в будни с написания письма президенту Мост-Банка. Три дня тому назад меня Женя, дочь Инны Варламовой, возила на встречу с Эллендеей Проффер[408]
в один дом. Хозяином дома оказался главный продюсер НТВ. Он мне предложил выступить в их программе, а я сказала, что не выступать хочу, а передать письмо вашему шефу. Он горячо откликнулся, и сегодня я написала письмо, о чем его уже уведомила. Президент-продюсер пришлет за письмом водителя. ‹…›Огромное тебе спасибо за костюм – тютелька в тютельку, и очень красивый. Мне еще нужны туфли. Когда ко мне приезжал Джаник, он мне сказал, что Танины сыновья[409]
– владельцы богатого магазина платья и обуви, подыщут мне хорошее и не слишком дорогое. Джаник мне привез в подарок из США пузатенькую штуковину: радио + магнитофон-однокассетник + диск. Привез и кассету, где его триптих-реквием консерваторский хор поет на латыни. Талантливо. Развернулся. На этой же кассете мазурки Шопена в исполнении Джаника, – и тоже хорошо. Слава Богу. Джаник, как только вошел в дом, сразу распаковал пузатика и поставил сначала кассету, а потом диск, где он на клавесине исполняет Баха и Рамо. Своей одержимостью он мне напомнил Робика. Но Робик передо мной разворачивал свои чертежи и восклицал: «Инна, Инна, ну вглядись хотя бы вот в эту кривую, она сделает переворот в прессах!» Но что я понимаю в прессах? А в музыке что-нибудь да понимаю. ‹…›Доченька, солнышко мое! Только что вернулась с утреннего свидания с продюсером, письмо отдала с чувством отвращения к себе. Вчера продюсер мне не позвонил и посыльного не прислал. Утром он по телефону назначил мне свидание у почты, ответив мне на мое чувство неудобства фразой: в таких делах все возможности надо использовать. Я так не думаю и поэтому противна сама себе. ‹…›
На днях, надеюсь, ты мне позвонишь и скажешь дату выезда в США. Боже, что творится в Югославии и в связи с ней! Даже Арафат выбивает под этот ужас свою выгоду из России, Китая и, боюсь, Японии. Мы все продолжаем догонять Америку, – она завоевывает себе симпатии мусульманского мира, значит, и нам надо преуспеть в этом отношении. А внутри России что творится? Нет, если я сяду на эту тему, конца не будет. Опасней, чем на иглу сесть. ‹…›
247. И. Лиснянская – Е. Макаровой
Доченька моя! ‹…› Безумно хочу тебя увидеть! А сейчас хочу сказать, что, кажется, ты права – вчера мне одной из писателей утвердили государственную премию. Мне это час назад сообщил по телефону Мессерер. Он член президиума по этой премии. Позвонил мне сюда и поздравил, сказав, что вчера допоздна шли ужасные споры, что единогласно прошла только я. ‹…› Пока мое письмо до тебя дойдет, уже будет ясно, а пока – никому ни звука! ‹…›
248. И. Лиснянская – Е. Макаровой
Леночка, дорогая моя! Сейчас Надя принесла мне от тебя письмо по электронной почте, они с подругой пошли погулять по Переделкину, благо погода стоит на редкость прозрачная, зелено-желтая листва подчеркивает прохладную синеву неба. Очень красиво, но красоту я иногда замечаю, отрывая глаза от компьютера. Семен меня за запойное писательство зовет Бальзаком. Он благодарит тебя за поздравление, а я за твои хлопоты в связи с публикацией моей речи. Деточка, спасибо, но больше не трать на меня в этом смысле времени. Я и предположить не могла, что вся внешняя сторона моей «славы» будет мне в высшей степени безразлична. Я даже не хочу и часа потратить на то, что мне могло бы принести пользу. Например, отказалась вчера выступить на открытии фестиваля поэзии в Москве, а ведь после открытия, на банкете в мэрии, я бы могла решить дачный вопрос, – все решается на тусовках. Мне хочется только писать. Вся энергия, которая уходила на письма к тебе, теперь рвется в автобиографическую прозу, неровную, как все, что есть у меня. ‹…› Твоя мама-дурочка, назвавшая свой автобиографический опус «Хвастуньей».
249. И. Лиснянская – Е. Макаровой