Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Купер собирается проводить какую-то конференцию в Москве (с Лужковым, что ли, я не поняла, надеюсь увидеть Купера на днях), может, под это и смогу прилететь, – хочется каких-то хороших событий, – я не имею в виду конференцию, как ты понимаешь. Очень надеюсь, что в этом году все выйдет с выставкой, книгой, чтобы уже эти четыре года работы чем-то увенчались и в новый век можно было бы вступить без каждодневного груза принятия решений.

‹…› Мамик, вчера убирала комнату, книжки расставляла, свои в том числе. Их немало. Даже удивилась, что у меня выходили книги, что я что-то вдохновенно сочиняла. Сейчас и вообразить невозможно – при маленьких детях, при беготне по урокам, при даче без уборной и ванной, – отправь меня сегодня на крышу с выводком, да плюс столько пришлых детей, да простуды и кишечные проблемы – поставь передо мной печатную машинку… Думаю, романтика морского прибоя и сосновый дух дюн – не вдохновили бы меня на творчество – я бы бегала с горшками да кляла судьбу. ‹…›

242. И. Лиснянская – Е. Макаровой 2 марта 1999

2 марта 1999 г.

Доченька моя! Вот так чудеса! ‹…› Вдруг, правда по предварительному звонку, приезжает Наталья Солженицына с критиком Сараскиной. И вот какие сараски-сказки: я лауреат премии Солженицына! Я так обалдела от такой новости, что до сих пор ноги каменные, а сначала в коленках – дрожь! Куда идти и с кем торжествовать? Конечно же – тебе писать. Но что-то письмо не складывается от волненья. Они мне сообщили сегодня, чтобы я подготовилась. Объявление в прессе будет послезавтра, и они думают, что ко мне начнут за интервью ходить. Я пыталась разубедить, дескать, ко мне не придут. Но они уверены, что будет пресса. ‹…› Надо мне, тем не менее, на всякий пожарный готовиться. 27 апреля будут вручать. Но готовиться даже к интервью сейчас не могу, беспокоюсь о Семене. Температуры, слава Богу, у него нет, была однажды, и я быстро схватилась. Но неизвестно, сможет ли он завтра пить «рулид». Вот такие пироги. Сейчас попробую уснуть, уже 12 ночи, а я две ночи не спала, лежала на кухне, прислушивалась к кашлю. Ой, ничего мне и не надо, кроме его здоровья и твоего здоровья и счастья. Леночка, если бы не такой серьезный человек, как Наталья Дмитриевна, я бы думала, что это утка. ‹…› Лауреат премии Солженицына, твоя маманя. ‹…›

243. Е. Макарова – И. Лиснянской 10 марта 1999

10 марта 1999

Дорогая моя мамочка! В конце твоего письма звучит обида – тебе, наверное, показалось, что я не так воспринимаю твой успех или не придаю ему должного значения. Я очень рада за тебя, очень. Но, подумай, если честно, разве не я тебе всю жизнь говорила правду – в минуты, когда ты писала мне письма о своей бездарности, когда ты приводила все аргументы в отрицание своего таланта, разве не я отвергала это и уговаривала тебя, и показывала тебе, как ты талантлива, разве не я переписывала тебе твои же стихи? Это замечательно, что тебя признал Солженицын, это как бы уже и народное признание. Это – твой праздник, и я за тебя совершенно счастлива. Еще и потому, что это подвигнет тебя писать дальше.

У меня же только одна задача сейчас – довести до конца работу с Фридл, сделать это так, чтобы она осталась довольна и не сердилась на меня за то, что я ее постоянно склоняю, тревожу ее покой. После выставки и книги найдутся другие люди, они еще что-то отыщут, а я уйду в сторону.

В начале апреля приезжает к нам Георг Шром, дизайнер из Вены, – мы должны все решить и подсчитать перед последней встречей в ЛА и затем 18–20-го мы улетаем с ним в ЛА, по дороге останавливаемся в Нью-Йорке (официальная встреча), и летим дальше. В ЛА будет последнее заседание с Купером, издателем, техническим персоналом по компьютерной программе. ‹…›

Сережа переводит материалы, которые он добыл в Голландии, Австрии и Германии, – потрясающие документы, связанные с судьбами людей, которые читали лекции. Это еще работа на несколько лет, боюсь сказать – на 10, но надолго. Что-то должно выплыть из этого обилия судеб европейских интеллектуалов, пока что я написала 20 стр[аниц] текста, при случае пришлю.

‹…› Никакими действиями невозможно устранить причину, поскольку причина – это «Я» – целиком, как есть, и сколько в этом «Я» разных сплетений – от генетических кодов до среды, воспитания, влияний, правильного или неправильного места пребывания, верного или ошибочного времени…