Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Но какие-то практические вещи я тебе все говорю, но ведь дело опять-таки не в них. Скажи мне, чем я лучше этой кошки? Человек хуже зверя. Кошка – мыслящий зверь, напрасно говорят, что у кошки все на уровне инстинкта и привязывается не к другому существу, а к месту. Бедная Фиска мечется по подоконнику, плачет, лезет к форточке с плачем, а форточка в моей комнате закрыта. ‹…› Леночка! Это изгнание Фиски мне напоминает изгнание из рая или из счастливого сна. Подумать только, жила она себе бродяжкой и жила, и не знала лучшей жизни. И вдруг ей приснилось: живет под крышей, в тепле, спит то в одном кресле, то в другом, нежится то на кушетке, то на хозяйской кровати, хозяйка кормит ее так, что можно и покапризничать, да и себя почувствовать полной хозяйкой всего дома и самой хозяйки. И вот этот сон кончился, кошка снова на улице. Но это я за зверя сочиняю сон. Это мне когда-то во время войны снился кусок торта, и я его уже подносила ко рту, но меня разбудила бабушка, и я долго сердилась, что она не дала мне съесть хотя бы кусочек торта. Не знаю, что во сне видят кошки. Но уж, думаю, своих снов с реальностью не путают. И если когда-нибудь Фиске и снился дом, то он принял реальные очертания. И из этого, наконец сбывшегося сна, ставшего явью, я ее выгнала. И она вот только что отошла от подоконника с таким душераздирающим вопросом в глазах, с таким жалобным недоуменьем: за что? И, видимо, поделилась своим горем с другим котом, и вот впервые ее знакомый кот вскочил на подоконник и уставился на меня: мол, кто ты такая, чтобы распоряжаться чужой судьбой, лучше бы не впускала мою подружку, тем более – беременную, чем вот так выставить из дому.

Теперь на моей совести еще один камень, уже, кажется, лишний камень, потому что физически ощущаю груз и то, что тяжело тащить свою совесть.

‹…› Марина шурует в доме, стирает все, что я носила, чистит дорожки, покрывала и проч. и проч. Пью антиаллергик. Клонит в сон, температура спала, сейчас сама вымоюсь. А Фиска действительно думающее существо. Она ведь не просто плачет, а и размышляет, чего она не учла, в чем не права. То спиной к окошку сядет, мол, может, если не мяукать, – сама хозяйка позовет, то усиленно начинает умываться, мол, смотри на мне ни грязинки, даже стопы свои отмываю! Марина ей просунула мясо, она не сразу взяла, а посмотрела на меня внимательно, мол, когда ела, ты приговаривала: «Ешь, моя умница, и я ела, да на тебя оборачивалась, чтоб снова услышать: ешь, моя умница». Вот так и ела с оглядкой на меня. ‹…›

24 февраля 2000

Доченька! Не буду тебе уже досаждать кошкой, хоть она в моем окне, как рыжее бельмо на глазу. ‹…› Снова морозно, но на улицу не выхожу, не хочется. Вчера написалось одно стихотворение, и я по поводу его хочу с тобой посоветоваться. Потому что больше не с кем. Показала Семену, и он сказал, что последняя строфа лишняя и что надо закончить предпоследней. Я с жару-пылу дала вариант, который ему очень понравился. Но мне не нравится, поскольку эта драматическая определенность лишает стихотворение необходимой ему недосказанности, а значит, добавочного смысла, который должен увидеть читатель. Я тебе сейчас перепишу, как было и как стало. Я очень хорошо помню, как в стихотворении «Одинокий дар» он убедительно доказал, что строки «Сухой и жестокий, / Как в море пожар» никуда не годятся. Я изменила. А те строчки зачеркнула. Это было, кажется, в 69 году. Рукопись взял Рассадин и, возвращая, спросил: а с чего это ты самые лучшие строчки в «Одиноком даре» зачеркнула, а под ними написала ни о чем не говорящую ерунду? Этот случай так сильно мне запал в память, что, когда Семен доказывает нелогичность того или другого в моих стихах, а я испытываю внутреннее сопротивление его доводам, мне необходим третейский судья. Но вокруг безлюдно, и я прошу тебя, хоть ты и занята сверх всякой меры, решить, какой из вариантов лучше. Сейчас скопирую из файла «На даче».