Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Доченька! Вчера приезжал Леша и привез мне от тебя сразу два письма. Первое – потрясающее рассуждением о литературе, о твоих намерениях, о возможностях и невозможностях их осуществить в силу твоего характера и понимания долга по отношению к жизни. Ну, я пересказать такое чудное письмо и не могу, и не надо. Семен тоже восхищался твоей эпистолой. Огромное спасибо за браслет, правда, на него только смотреть и нужно, сразу из рамки выпала миниатюрка. Но не огорчайся, я ведь никуда не выхожу, и надевать браслет все равно некуда. Семен благодарит тебя за тюбетейку и шутит: «Лена переоценила огромность моей головы». На самом деле она чуть-чуть больше, чем надо, и он спокойно и с удовольствием будет носить такую красоту. Особенное спасибо тебе за второе письмо, за то, что нашла время подумать над моими стихами. Сначала я решила, что ты на трех-четырех примерах показываешь мне мои изъяны и что общее твое мнение, увы, дурное, несмотря на некоторые общие похвалы. Это я решила потому, что ты, немного исказив, шуточно мне приписала строки Тютчева «Так души смотрят с высоты / На ими брошенное тело». Потом я плюнула на эту маленькую издевку и стала вдумываться, что и почему тебе не нравится, что и почему, по твоему мнению, я должна, скажем, сократить. Если тебя что-то корябает, за редчайшим исключением – не зря. Так, не сокращая «Сумерек», я задумалась над последней строкой в «Вороне», увидела, что она не то чтобы лишняя, а пафосная, и, скажем, одно «со смирением благодарю» пафосно портит все. Я переписала строфу. Теперь так:

Я в междождливое небо смотрю,
Вижу все то, что не снится,
И верноподданно благодарю
Дерево, ветер и птицу.

Тут нужна и вторая строка и верноподданство природе. На мой взгляд, пафос исчез, а вот я не могу исчезнуть из этого стихотворения. Семен считает, что я удачно переписала строфу, и согласен со мной, что без нее нельзя. Переписала и ту строфу из «Лета», которую ты сочла кокетливой, и уела меня Тютчевым. Действительно, сколько можно о грешной или безгрешной душе мне рассуждать? Стала строфа выглядеть так:

Так и обманусь, блеск перебирая,
Что судьбы не жгла, не жила в разоре.
Время – в берегах, а душа без края,
Потому что лето, потому что море…

Сравни, если не лень. Может быть, и дальше пойти: потому что память, потому что море. Правда, в середине последней строки хочется открытой гласной: лет. По поводу веника-неврастеника ничего сказать не могу и сделать не могу. То ли я это стихотворение не смогла написать, то ли ты метафоры недопоняла. Еще ты мне переставила строфы и сократила на одну строфу стихотворение, где обращение к Богу, связанное с войной. Это мой черновик, который я не удалила из письма и над которым и не думала работать. Но ты так переставила строфы, выбросив одну, явно лишнюю, что стихотворение стало похоже на стихотворение. Может быть, не пренебрегать им? Семен тем возмущен, что я предлагаю Господу протереть окуляры, но с твоей перестановкой это уже не выглядит так грубо. Леночка, меня еще сбивает с толку то, что ты мне пишешь насчет разгона, поэтому первые строфы бывают лишними. Но примеры приводишь совсем другие. Но главное, доченька моя, что я до конца не уверена, что твои замечания и перестановки относятся только к тем виршам, какие ты привела в письме. Конечно, я хочу невозможного при твоей занятости. То есть мне хотелось бы прочесть: «Мамик, вот эти стихи мне нравятся, а вот в этих то-то и то-то». А то я вижу то-то и то-то, – и переношу на все. ‹…› Поэтому умоляю, уточни, эти примеры твои для того, чтобы я все стихи пересмотрела или те, о которых ты пишешь? Я и не подумала обидеться, я с благодарностью и обдумыванием делаю правку. Но ночью я была уверена, что это твои примеры ко всему мной здесь написанному относятся. Неужели меня подвело мое чувство или оно гипертрофировано? Почти до утра не спала, – вся горела, а не только спина. Могу предположить, что ты спешила писать и не считала нужным перечислять мои удачи, полагая, что и без того все ясно. Но не мне, доченька, не мне! Ну, ничего. Утром встала и уселась кое-что переписывать, как мне кажется, улучшать. И за это тебе превеликое спасибо. Мало что «всем нравится», как ты меня процитировала. Я же писала тебе, что это меня настораживает, что есть опасность, что ты мне и подтвердила. И что значит «все». Все – это не ты, всем – лишь бы приятное сказать, ибо всем безразлично. Кроме того, что я тебе не безразлична, у тебя – на стихи безумный нюх, глаз и слух. Никто из всех, а их, всех, очень мало, не заметили этого черно-желтого цвета, который ты заметила, да и я не заметила. Я все же мозгодерка. Теперь мне показалось, что ты это заметила – ведь надо что-то хорошее заметить. Вот так я себя мучаю, и тебя в этом письме. ‹…›

11 апреля 2000