Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Наверное, надо принять установку на радость познания, пожалуй, это и впрямь верно. Но опять же, какая жалость, чем была голова забита первые двадцать лет! Все это уже давно могло бы быть фундаментом, а теперь приходится подкладывать основание под здание, построенное кое-как. Но, может, лучше поздно, чем никогда?

Сложность процесса познания состоит в том, что узнанное должно долго отстаиваться, прежде чем оно станет фактом твоей собственной судьбы. Эмоциональная реакция – это нижняя ступень. Обдумывание занимает куда больше времени, а время так бежит…

Мамулечка, я страшно по тебе скучаю. Временами так хочу в Москву, в химкинскую квартиру, но это как раз, к счастью, принципиально осуществимое желание. Знаешь, если в Праге будет премьера пьесы в начале августа, может, вы бы приехали с Семеном, есть где там жить, – до этого, разумеется, к нам в Иерусалим. Думаю, в Прагу билет не такой дорогой на доллары, я бы прислала деньги, а визы никакой не надо, билеты – и вперед. Конечно, все это звучит как вещи нереальные, – театр, Прага, мы – на премьере… Но и выставка Фридл до поры казалась мне фантазией разгулявшегося воображения. А что, если правда?! ‹…›

101. И. Лиснянская – Е. Макаровой 3 декабря 1992

3.12.1992

Моя милая доченька! ‹…› Сейчас читаю толстую книгу «Воспоминания о Марине Цветаевой». И у нее это было, при ее щедрости по отношению к другим. Но более всего меня потрясают дневниковые записи ее дочери Ариадны. Я ничему в жизни так сильно не удивлялась. Девочка 7–8–9-ти лет пишет как приметливый прозаик, пишет без единого изъяна. Анализирует не только характеры и обстановку, а суть творчества и жизни. Какое несчастье, что такая умница впала в «красность» и уехала в Россию. Прежде я читала ее превосходную переписку с Пастернаком – талант пер, но все же это писало взрослое существо. Но в детстве – это уму непостижимо. А какой язык! Рядом было описано, как Марина Цветаева ее воспитывала. Сурово. Но никогда не опускалась до малого роста ребенка, а говорила всегда как со взрослым своего роста – 163 см человеком. Может быть, так должна говорить любая мать, если говорит грамотно? ‹…›

Здесь все чаще по телевидению и в прессе звучит страх, предупреждение о русском варианте фашизма. Эти разговоры и предостережения не беспочвенны. Это касается вовсе не одних евреев, хоть «День» – фашистская газета – все талдычит о войне с сионизмом. По соц. опросу есть такие цифры по Москве: 3 % не любят украинцев, 8 % – евреев, 14 % – татар, 20 с чем-то по восходящей: армян, азербайджанцев, чеченцев. Можешь себе представить, что здесь, в связи с жуткой инфляцией и войной в Закавказье, да и на самом Кавказе, творится, если уже делают такие социологические опросы в Москве? А русские стали тоже жить не лучше евреев вне России, т. е. в республиках. Они везде теснимы, что им не мешает быть, к примеру, наемниками в азербайджанской армии. А призадумаешься, как им трудно свою семью обезопасить, начинаешь понимать, почему они становятся наемниками, почему все расхищается с их помощью (оружие). Впрочем, такой хаос, что все размышления глупы и малоправдоподобны.

Если бы я бесконечно не думала о вас, о поэзии и т. д., моя крыша давно бы поехала. Видишь, мне все впрок, даже почти животная тоска по тебе. Теперь я понимаю собак, когда их покидают хозяева, т. е. переезжают без этих собак. Но тут я совершенно несправедлива. Ты меня не только покинула, но зовешь к себе. Поэтому я и говорю словами Цветаевой: «Почти звериная тоска». Но я разумнее собаки, я понимаю, насколько могу отягчить вашу жизнь. А тут мне еще Семен об армянстве сказал, так я и вовсе успокоилась. Как будто любимый хозяин приказал мне: «Лежать!» Вот я и лежу и, вместо того чтобы сосать лапу, как медведь, или вертеть хвостом, как пес, курю. Странно, этот сигаретный дым мне все чаще напоминает дым от буржуйки в детстве и позже – от печки, еще до твоего рождения, когда появился газ. А сегодня я еще острей вспоминаю детство, вернее, маму, сегодня уже два года, как ее здесь нет. Некому меня отвезти к ней, где есть «площадка для тайных встреч», цитаты не помню, но это из моего стихотворения «Дочери». Я не знала хороших, т. е. хорошего вкуса, когда и какие стихи можно посвящать прямо, но интуитивно понимала, что стихи «Дочери» невозможно посвятить Елене Макаровой. Теперь же, не помню из чьих прочитанных рассуждений, узнала, что очень дурной тон посвящать стихи тому, к кому они обращены. Обращенья не посвящают, а посвящают другие стихи тому, кого любишь. Так Семен посвятил тебе одно стихотворение и отдал его в «Континент», но через сколько месяцев этот номер выйдет, гадать трудно. Кстати, это стихотворение обиняком только связано с тобой, там верблюда кормит коржиком бедуин[160]. Помнишь, из твоего рассказа?