Это, безусловно, – новая религия, а всякий новый номер гламурного журнала – это очередной свиток бесконечной священной книги. Можно раскрыть эту книгу на любой странице и гадать по любой строке: каким (или какой) будешь ты через год, через три года, когда кончится вся эта суета, вся эта работа, весь этот насморк, вся эта мигрень, все эти офисные склоки – и останется только курорт, коктейль, коньяк; и ещё, может быть, я сделаю тату на пояснице. И пирсинг в пупке.
Мне нравится гламур и глянец, некоторое время меня туда пускали со служебных дверей, почти тайком, я ходил и озирался: надо же, мальчика из рязанской деревни, выросшего меж кур и коз, позвали в сияющий мир.
Ксения всерьёз говорила со мной и пожимала плечом. С Тиной мы столкнулись в лифте, у меня была на шесть пуговиц расстёгнута рубаха; «Привет», – сказала Тина. Мы не были знакомы. Несравненный Иван шутил со мной, а я шутил над ним. Андрей обращался ко мне на «ты», как к равному. Я наблюдал своё лицо, рассматривая его как чужое, на обложках половины ведущих гламурных изданий. Я завидовал сам себе.
Гламурный мир хорош тем, что он – таинственный.
Куда спешат эти двое мужчин с фотографии – брюнеты, на руках часы, которые стоят как несколько деревень в Нечерноземье вместе с жителями и домашней скотиной, включая мышей. Быть может, они разведчики. Да, они, очевидно, шпионы. Они идут на свою шпионскую встречу, но никто не догадается, что они шпионы. Вот только они наденут чёрные очки – и тогда их не узнает никто.
А куда торопится эта девушка – в этой своей, боже мой, юбке, на этих своих, пресветлый Серафиме, шпильках, разрезающая мир, улицу, твою душу – как раскалённый нож разрезает масло. Она не идёт в собес, они не торопится в загс, чтобы подать заявление о разводе, ей не нужен детский сад, кого она там забыла. Если она не разведчица, то определённо – руководитель художественного салона, и спешит отсмотреть картины молодого, ещё никем не признанного гения: она его признает и разглядит, и, может быть, даже приласкает немного. И он будет новый Никас. Только ему нужно придумать другое имя. Вегас, к примеру. Едва ли его могут звать Фёдор или Сидор. Вегас или Стивен.
Я обязательно читаю все попадающие в руки гламурные журналы, потому что стремлюсь к идеалу.
Быть может, я даже хочу его разрушить, растоптать, сжечь – но всё равно я даже так стремлюсь на встречу с идеалом.
Тем более я люблю неглупые гламурные журналы – где неглупый человек (верней, четыре очень неглупых человека), совсем чуть-чуть оглупляя себя, говорят о четырёх новых фильмах, четырёх новых книгах, четырёх новых играх, четырёх новых музыкальных альбомах. Это создаёт приятное ощущение, что мир состоит не только из макияжа и лимфо- дренажа.
Мне любопытно, когда две светские львицы обсуждают личную жизнь светского тигра, и тигр порыкивает на них иногда, а они всё равно не боятся, у них есть не только ногти, но и рассудок, они могут упомянуть в разговоре двух или даже трёх философов (пять уже будет много – гламур очень сдержан, у него есть правило: никогда не надоедать и не унижать читателя) – и они действительно знают этих философов, они читают книги, они помнят значения таких слов, как, к примеру, дионисийство, или дадаизм, или, скажем, манихейство.
Девочки, девушки и женщины всей страны уверены, что, если они так же накрасят ногти, как вот та львица, и будут так же независимо и уверенно держаться – они станут как она или даже лучше. Львица ведь не рассказывала им и никогда не расскажет, даже на страницах своего собственного, ей созданного журнала, что она стала тем, кем стала, оттого что отличает Блока от Блейка, а Мандельштама – от Мейерхольда. Но это лишняя информация для читательниц, считает львица.
Глянец в целом не оперирует серьёзной информацией, живой плотью, жизнью, кровью. Че Гевара – вполне себе гламурный персонаж, только потому что его убили.
Гламур естественным образом не приемлет не только войну, но даже политику. Из политики в дело может пойти только, к примеру, Кеннеди – во-первых, его тоже убили, а во-вторых, он был такой душка, такие галстуки носил, таких любовниц целовал.
На всё это не стоит сердиться: если гламур – это церковь, то святых при жизни не бывает. Могут быть только пророки. И ангелы – в виде моделей, чьих имён мы, как правило, не знаем и никогда не узнаем, чьи биографии нам не известны, да и что там может быть в этих биографиях, достаточно одной Наталии Водяновой. Если Золушек будут поставлять в промышленных масштабах, сказка перестанет работать. Золушка должна быть одна. Ну, две, если очень попросят.
В этом смысле – если говорить о мире том насущном, где бушуют страсти и сменяют власть, – гламур удивительным образом живёт в прошлом, а не в будущем. Открывая гламурный журнал, все уверены, что это – перспектива, а это – ретроспектива. Там нет, ну, навскидку, действующих полевых командиров и запылённых песками пустынь генералов – зато там есть Мэрилин Монро.