...Имя сей звезде Чернобыль

Через философа Юрия Карякина мне удалось, наконец, выйти на помощника М. СГорбачева — на Анатолия Сергеевича Черняева. Выслушал и всё понял, первый: готовьте письмо, как можно больше точной информации!

Вот с этого, с удачи, и началось мое практическое знакомство с проблемой: Чернобыль и власть.

А в Минске вещи происходили удивительные. Даже высшее руководство республики, от которой Чернобыль в 6-ти километрах, какое-то время пребывало в неведении о происшедшем. Как мне потом пожаловался Слюньков Н. Н. (первый секретарь ЦК Белоруссии): «даже Щербицкий[117] даже не позвонил!» Сосед называется! То же самое на более низком партийном уровне: по обе стороны Припяти, на белорусском и на украинском берегу, жили-дружили секретари райкомов, часто уху варили сообща. И вот белорусские начальники видят: что-то обезлюдел украинский берег. Переплыли речку, а там уже ни одного жителя — эвакуировались. И ни слова, хотя бы по телефону: и не потому, что друзья они плохие, а потому, что хорошие партработники, превыше всего блюли тайну партийно-государственную.

Вот в эту цепочку, таких вот правил игры и взаимоотношений, я норовил встроиться со своей тревогой, письмом, наивно полагая, что правды они ждут и ей обрадуются.

Узнав, что я еду к Горбачеву, меня тотчас позвали на самый высокий республиканский уровень — к Николаю Никитовичу Слюнькову, Первому секретарю ЦК КПБ. Может быть, мне что-то непонятно и потому я решил ехать? Мне разъяснят…

Меня, неспециалиста, позвали сами. Моим мнением заинтересовались. Потому что я каким-то ухищрением смог выйти на уровень выше республиканского, на горбачевский. А вот когда в этот же кабинет прорывался в первые же после аварии дни настоящий специалист, руководитель белорусского атомного центра Василий Нестеренко, перед ним все двери захлопывались. Еще бы: из Москвы никаких распоряжений, а этот шумит, паникует, требует, чтобы людей оповестили об угрозе их здоровью, убрали с уличных лотков пирожки и фрукты, не проводили массовых мероприятий. (Может, и майской демонстрации не проводить?!)

Не без юмора он, Василий Нестеренко, хотя и говорили, что плакал (в прямом смысле) от отчаяния, что не слышат, не хотят ничего понимать, воспринимать. Но когда его гнали от начальственных дубовых дверей, он что придумал: мерить дозиметром щитовидки у секретарш. Те — в панику. Немножко, но передалось это и их начальникам, забеспокоились…

Вот от него, от Нестеренко я и получил конкретную информацию (о типах нужных нам приборов и т. д.). Он искал обходные пути, чтобы как-то прошибить стену, ну, и вышли мы друг на друга. У него, да еще у Николая Борисевича, президента Академии наук Белоруссии, получил я основную научную информацию. И для письма, и для разговора со Слюньковым.

Не очень-то я был готов к разговору: у руководителя республики вроде бы все «данные» об уровнях радиации по различным районам Белоруссии, а у меня лишь неотступная тревога и знание, но тут уж точное, что приборов для защиты миллионов людей от внутреннего облучения через продукты питания нет. Совершенно отсутствуют они, и когда будут неизвестно. А главное: будем ли стараться их получить, купить, сделать, если и впредь будет считаться, что «ветер дул никуда…»

Шесть с половиной часов государственного времени отнял я у первого лица республики. Я-то понимал, когда шел к нему, что меня позвали лишь потому, что теперь я не просто какой-то там писатель, нет, я человек, который едет к Горбачеву. Лишь в этом качестве я нужен и интересен, а точнее, опасен. Но хочется всегда думать о людях получше. Тем более что и плавный голос, и широкая улыбка, и воспоминание хозяина кабинета о своем голодном послевоенном детстве «пэтэушника» (ученика производственно-технического училища), рабочего на строительстве минского тракторного завода — всё настраивало на доверительный тон, даже на искренность. Ну, разве ему тоже не хочется, чтобы было как можно лучше? Кто же захочет; чтобы было Хуже? Да, да, уровни радиации в миллирентгенах и кюри на километр вроде бы не такие страшные (по его бумагам), правда, делали замеры больше с воздуха, с вертолетов и самолетов, но даже если и так — приборов для контроля за продуктами питания нет?.. Нет. Так это же вон чем грозит!