С облегчением выдохнув, Скалли внимательнее оглядела напарника с ног до головы и, к своему удивлению, увидела у него на лбу нечто, подозрительно напоминающее компресс. Позади Малдера, на старом деревянном кресле, громоздилась какая-то высоченная куча тряпья.
Которая вдруг зашевелилась и обернулась к Скалли лицом. Если его, конечно, можно было так назвать. Длинное, худое, совершенно белое. Ни бровей, ни ресниц, ни волос на голове. Глаза жуткие, очень темные, один больше другого. Нос перекошен в одну сторону, рта вообще не видно за торчащими зубами. Никакие рисунки на стене не могли подготовить Скалли к увиденному.
От ужаса она онемела и, просипев что-то невнятное, направила на мужчину пистолет. Он продолжал молча смотреть на нее, как будто слегка испуганно, пока к ней наконец не вернулся дар речи.
— ФБР! Не двигаться! Руки вверх! — крикнула Скалли, сама подивившись тому, насколько неестественно высоким был ее голос.
Малдер зашевелился.
Мужчина послушно поднял руки — настолько огромные, что Скалли сразу вспомнились гигантские бейсбольные перчатки, которыми болельщики так любят размахивать во время матча. Пальцы были как минимум вдвое длиннее обычных — очень тонкие, искривленные в суставах. Сейчас Калеб как никогда походил на паука.
— Не стреляйте, — вдруг произнес мужчина, и Скалли чуть не выронила пистолет от неожиданности. Она ждала чего угодно, но не этого тихого, бархатистого, мелодичного голоса. Если бы стоявший перед ней человек завыл, зарычал или заревел, словно раненый вепрь, это напугало бы ее куда меньше.
— Отойдите от кровати, Калеб, — велела она, поудобнее перехватив оружие вспотевшими ладонями.
Мужчина начал вставать, и теперь Скалли почувствовала себя героиней черной комедии. Он все вставал и вставал, и ей казалось, что он вот-вот распахнет крылья и взмоет в воздух или распахнет свой странный балахон, под которым наверняка обнаружатся телескопические ходули. Она вполне свыклась со своим скромным ростом и даже находила в нем некоторое очарование. Вот только очень уставала задирать голову, разговаривая с мужчинами-коллегами. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что ее шейным позвонкам довелось пережить сейчас. В Калебе было не меньше двух с половиной метров росту, хотя он выглядел немного ниже из-за того, что сильно горбился — то ли от привычки пригибаться, то ли от того, что его слабые кости и суставы плоховато повиновались своему обладателю-великану.
Малдер снова зашевелился и, открыв глаза, с изумлением уставился на открывшуюся его взору картину. Сходу поняв, что Скалли совершенно сбита с толку, он торопливо поднялся с кровати. Тут же скривился и, застонав, схватился за голову, но все-таки, пошатываясь, поспешно встал между напарницей и своим обидчиком.
— Скалли, опусти пистолет.
Но она только крепче взялась за оружие и, не отрывая взгляд от Калеба, встревоженно спросила:
— С тобой все нормально, Малдер?
— Да… Да, все хорошо. — Он с усилием выпрямился, словно желая доказать, что с ним в самом деле все в полном порядке.
В этот момент Калеб снова заговорил:
— Вы ведь ищете мистера Берка? Он здесь. — И мужчина махнул своей огромной рукой, как крылом, куда-то в другую сторону. — Оружие вам не понадобится. Я во всем признаюсь.
Вновь поразившись диссонансу между внешностью и голосом Калеба, Скалли посмотрела в указанном направлении. Там не наблюдалось ничего, кроме огромного шкафа. Поразмыслив секунду-другую, она все-таки опустила пистолет и, собравшись с духом, подошла к нему и распахнула дверцы, внутренне приготовившись увидеть растерзанное полуразложившееся тело несчастного.
На полу, заботливо застеленном пледами и покрывалами, мирно дремал Мэттью Берк.
Его руки и ноги были связаны, а на лбу красовалась здоровенная шишка, но в остальном горемыка, кажется, не пострадал. И сейчас, по счастью лишенный возрастом острого слуха, пребывал в царстве Морфея, даже не подозревая, что наконец-то освобожден из своего плена.
***
Малдер и Скалли сидели в комнате для допросов в полицейском участке Нового Орлеана, а напротив них восседал виновник всех последних событий. Трудно было вообразить больший контраст между ожиданиями и реальностью: Калеб оказался умным, образованным человеком, с большим кругозором и идеально поставленной речью. И тем самым вызывал восхищение, но в то же время — и в этом стыдно было признаваться — жалость. Печально, что такой блестящий ум и такая тонкая душа оказались заперты в таком ужасающем теле.
Агенты только что поведали Калебу все, что знали сами, и теперь ждали, когда он заполнит для них оставшиеся белые пятна, но Калеб не торопился — ему явно требовалось время на то, чтобы переварить новую информацию. Наконец, после долгого молчания, он сказал:
— Я даже не догадывался, что Мэттью Берк мой отец. Мама никогда ничего о нем не говорила. Сколько бы я ни расспрашивал, она молчала.
— Вы из-за этого не ссорились? — спросил Малдер.
— Мы никогда не ссорились. Мама всю себя отдала мне. Она меня защищала.