«А ты нашла?» — чуть было не спросила Марго. Не спросила. А старуха — услышала этот незаданный вопрос. Улыбнулась.
— Дорога петляет. Когда-то ты встречаешь в лесу плачущую девочку, и думаешь, что нужно было бы пройти мимо, потому что тебе не по пути… Ты слышишь крик о помощи, и не хочешь его слушать — потому что не хочешь ступать на незнакомую дорогу, на которой вязнут ноги. Тебе кажется, что приходится сворачивать — туда. куда не нужно. Но, может, только кажется? Дорога петляет… Но если очень долго идти…
Старухина рука бессильно соскользнула с ладони Марго, царапнула по одеялу. У Марго опять перехватило дыхание. Старухино лицо изменилось. Застыло неподвижной маской.
«Я ничего не знаю о ней», — с отчаяньем подумала Марго. «Даже ее имя. Я не знаю даже ее имя»
— Кто ты? — спросила она у превращающегося в мрамор лица с тускнеющими углями глаз.
— А ты?
Это был последний старухин вопрос, и последняя улыбка, так и замерзшая в уголках губ. Ответить Марго так и не успела.
Каждый год, в один и тот же осенний день, укладывая цветы на небольшой холмик за старухиной хижиной, Марго опять вспоминала этот вопрос. Она закрывала глаза, гладила теплую землю, стебельки травы, и ей казалось, что это старухина рука дотрагивается до ее пальцев. Легонько, почти невесомо. Приветствуя? Утешая? «Кто ты?» — опять спрашивала она у старухи. «А ты?» — отозвалась та.
Вопрос был прост. Наверное, ответ на него тоже должен был быть очень простым. Марго пыталась его найти. Подолгу разговаривала с невидимой старухой, в ворохе слов искала одно-единственное, сбивалась, возвращалась к началу. К вопросу.
А потом ей начинало казаться, что старухи на самом деле нет. Как будто Марго забралась в пустой дом, давным-давно покинутый хозяевами. Потрескивает старый пол, скрипит приоткрытая перекошенная ставня, и на каждый шаг и вопрос отзывается эхо. «Кто ты?» — «А ты?»…
Может быть, чтобы ответить, нужно было быть очень мудрым. Или глупым. от мудрости до глупости — полшага. Или от глупости — до мудрости? Как от лекарства — до яда.
Марго пыталась забыть этот последний незаконченный разговор со старухой. И забывала. Почти. До следующей осени…
— Марго(19) Август-
…До осени оставалась два шага… Время катилось…нет, бежало, торопясь, спотыкаясь и хохоча, подхватывая руками (в мягких кожаных перчатках для верховой езды) подол слишком длинной юбки, которая путалась в ногах и мешала спускаться по крутым ступенькам — совершенно так, как бежала Марго, торопясь на утреннюю прогулку с Владиславом.
Обычно Владислав уже ждал ее внизу — или в столовой, рассеянно перебирая клавиши фортепьяно (Марго раньше даже и не замечала, что этот сияющий и переливчато-смешливый инструмент скрывался в углу под какой-то пыльной старой скатертью… впрочем, раньше — раньше он ведь был не сияющим — а немым и угрюмым — как и весь, теперь оживший дом…); или — уже возле выхода, прогуливаясь перед мраморной, вечно и тщетно стремящейся вперед, богиней, и нетерпеливо постукивая стеком по голенищу сапога.
— Доброе утро, маленькая Маргарита, — говорил он, улыбаясь навстречу Марго. Марго осторожно (так же осторожно и мельком — как она иногда касалась взглядом его глаз — только касалась, никогда не вглядываясь — боялась обжечься?…) опиралась о его протянутую руку, соскакивая с последней ступеньки лестницы и улыбалась ему в ответ.
Сначала она улыбалась тоже осторожно. Она не очень-то привыкла улыбаться кому-то — кроме старухи и волка; и не привыкла, чтобы кто-то улыбался ей — кроме старухи и волка. Старуха умерла много лет назад (семь — почти полжизни); а волк… это было все равно что улыбаться своему собственному отражению в зеркале…
С Владиславом Марго чувствовала себя странно. Он не боялся ее, как все остальные, и делал вид, что не слышал и не знает (а может, и, действительно, не знал — пока) что здесь говорят о Марго. Он не боялся ее; он улыбался ей; он предлагал ей руку, чтобы помочь сойти с лестницы, он приглашал ее на прогулки…
— А что, если нам прокатиться верхом по лесу, а сестренка? — предложил он в первое же утро после своего приезда, встретив Марго внизу, где он, похоже, специально дожидался ее, устроившись в кресле возле двери. Марго даже сначала не поняла, что он обращается к ней — таким приветливым был его голос и таким неожиданным — приглашение.
Портьеры на окнах были небрежно смяты, сдвинуты к краю — и солнце заливало раньше всегда темную прихожую, и когда Владислав повернулся, улыбаясь, к Марго, свет опять вспыхнул на его волосах золотым нимбом, и в глазах цвета прозрачного весеннего неба…
Марго так и не решилась посмотреть в его глаза — по настоящему, так, как учила старуха. «Это будет нечестно», — решила она еще тогда, в первый раз, неловко и напряженно пытаясь улыбнуться в ответ на его улыбку и растеряно размышляя, интересно, к кому (…уж конечно же, не к ней — но ведь здесь никого нет, кроме нее?) — может относится предложение прогуляться вместе верхом?…