Имя ветра

– Прошу любить и жаловать, это Квоут! Наш зеленый-презеленый первочетвертник.

Он по очереди указал на обоих студентов:

– Вот, Квоут, это худшие студенты, что только есть в аркануме: Манет и Вилем.

– А мы уже знакомы, – сказал Вилем. Это был тот самый черноволосый сильдиец из архивов. – Так ты действительно на экзамены собирался? – сказал он с легким удивлением. – А я-то думал, ты мне фальшивый медяк впариваешь! – Он протянул мне руку: – Добро пожаловать!

– Тейлу и его присные! – буркнул Манет, смерив меня взглядом. Он был не моложе лет пятидесяти, с буйной шевелюрой и седеющей бородой. Вид у него был слегка встрепанный, как будто он всего несколько минут как встал с кровати. – Это что, я такой старый, каким себя чувствую? Или он такой молодой, каким выглядит?

– И то и другое! – весело отвечал Симмон, садясь за стол. – Вот, Квоут, этот Манет провел в аркануме больше времени, чем мы оба, вместе взятые!

Манет фыркнул:

– Бери выше! Я в аркануме провел больше времени, чем вы все на свете живете!

– Ага, и до сих пор всего лишь э-лир, – заметил Вилем. С его густым сиарским акцентом было непонятно, язвит он или всерьез говорит.

– И весьма тем доволен! – серьезно отвечал Манет. – А вы, мальчишки, еще пожалеете, если продвинетесь выше. Уж поверьте моему опыту. Хлопот больше и плата за учение выше, только и всего.

– Мы, Манет, хотим гильдеры получить, – сказал Симмон. – И, желательно, еще при этой жизни.

– Да от гильдера вашего тоже проку мало! – сказал Манет, отламывая кусок хлеба и макая его в похлебку. Разговор звучал непринужденно, и я подозревал, что ведут они его далеко не впервые.

– Ну и сколько у тебя? – с нетерпением спросил Симмон у Вилема.

– Семь и восемь, – буркнул Вилем.

Симмон, похоже, удивился:

– Господи помилуй, что случилось? Ты кого-то из них стукнул?

– В расчетах запутался, – угрюмо объяснил Вилем. – А Лоррен меня спросил про влияние субинфеодации на курс модеганской валюты. Килвину пришлось мне переводить. И все равно я не сумел ответить.

– Душа моя рыдает о тебе! – беспечно ответил Сим. – Ничего, ты меня обходил две четверти подряд. Должен же я был когда-то отыграться! У меня в этой четверти пять талантов ровно!

Он протянул руку.

– Раскошеливайся!

Вилем полез в карман и протянул Симу медную йоту.

Я взглянул на Манета:

– А ты в этом участвуешь?

Лохматый фыркнул и покачал головой.

– Им со мной не тягаться! – ответил он с набитым ртом.

– Ну-ка, ну-ка! – вздохнул Симмон. – И сколько ж с тебя в этой четверти?

– Один и шесть! – ответил Манет с волчьей ухмылкой.

Я заговорил прежде, чем кому-нибудь пришло в голову поинтересоваться, какую плату назначили мне.

– А я слышал, что кому-то назначили плату в тридцать талантов! Такое часто бывает?

– Нечасто, до тех пор пока тебе хватает ума не высовываться! – пробурчал Манет.

– Только знати, – ответил Вилем. – Этим краэмовым ублюдкам, которым тут и учиться-то незачем. По-моему, они нарочно стараются уплатить побольше, чтобы жаловаться на это во всеуслышание.

– А я не против, – сказал Манет. – Пусть себе платят. А с меня пусть берут поменьше.

Я вздрогнул – кто-то с размаху брякнул свой поднос на другую сторону стола.

– Я так понимаю, вы обо мне?

Хозяин подноса был голубоглаз, хорош собой, с аккуратно подстриженной бородкой и высокими скулами модеганца. Одежда на нем была неброских, но сочных цветов. На бедре висел кинжал с филигранной рукоятью. Первый человек с оружием, которого я встретил в университете.

– Совой?! – изумился Симмон. – А ты-то что тут делаешь?

– Сам удивляюсь, – Совой взглянул на лавку. – А что, стульев нормальных тут не бывает?

Он уселся. Каждое его движение являло собой странное сочетание непринужденной изысканности и напряжения от уязвленного достоинства.

– Великолепно! Еще немного – и я стану есть с деревянной тарелки, кидая кости собакам через плечо.

– Через левое плечо, ваше высочество! – ухмыльнулся Манет, набивший рот хлебом. – Так требует этикет!

Совой сердито сверкнул глазами, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, Симмон спросил:

– Ну а что случилось-то?

– Мне назначили плату в шестьдесят восемь стрелаумов! – негодующе сообщил Совой.

– А это много? – растерялся Симмон.

– Да. Много, – ядовито отвечал Совой. – А главное, ни за что! На вопросы я ответил. Это просто вредность, чистая и неприкрытая! Мандраг меня не любит. И Хемме тоже. К тому же всякий знает, что из дворян выжимают вдвое больше, чем из вас. Нас выдаивают досуха.

– Ну вон Симмон же дворянин, – возразил Манет, указывая ложкой. – И ничего, обходится как-то.

Совой шумно фыркнул носом:

– Симмонов папаша – бумажный герцог, который кланяется жестяному корольку в Атуре! У рысаков моего отца родословные длиннее, чем у половины вашей атуранской знати.

Симмон слегка напрягся у себя на лавке, но глаз от тарелки не поднял.

Вилем развернулся к Совою, его черные глаза сделались жесткими. Но он не успел ничего сказать – Совой сник, потер лицо ладонью.